Молнии в Священном ветре

Молнии в Священном ветре
Репортер взмахнул рукой, подзывая оператора.
- Так, будешь сидеть здесь, тут лучше всего. Свет падает ровно. Как я выгляжу?
- Хорошо.
- Отлично, тогда начнем. Простите, Вы готовы?
Дверь в комнату открылась, и на репортера воззрился человек, среднего роста, темноглазый, с обветренным лицом, одетый в серый костюм-тройку. Он иронично улыбался, а в глазах плясали бесенята.
- Да, я готов.
- Итак, расскажите нам свою историю.
Оператор внимательно нацелился камерой на лицо темноглазого.
Не так давно меня пригласили сниматься в русско-японском сериале «Молнии в Священном ветре». Им понравилась моя одержимость небом, моя страсть к огненной стихии, мое неистовство в шуме грозы. Самолет отражает солнце блестящей спиной, круто падая на авианосец… «Священный ветер» - одна фраза, что заставляет трепетать сердца несмелых людей, и мы, молнии, среди потоков этого кровавого суховея, единственные, кто пляшет среди огненных струй, бьющих с поверхности, смеясь в лицо смерти. Они – камикадзе, мы – те, кто их защищает. Они – должны выжить, выжить, чтобы погибнуть в яркой вспышке света, знаменующей их победу, победу над страхом, победу над смертью, победу над врагом.
Молнии в Священном ветре, страшен наш путь, прекрасен наш путь и вечно живы наши соратники!
Человек в костюме перевел дыхание, улыбнувшись в бесстрастный глазок камеры.
Вы видели наш первый заход, когда погибал каждый второй, а каждый первый мчался по струе зенитной смерти? Тогда очень немногие герои вернулись с вылета, и было очень сложно держать свою машину в пике. Аппараты разбивались о волны, пока на съемки не пришел я. Мы ринулись на корабли разящим клинком, прикрывая своими телами безоружных смельчаков, и на этот раз все получилось. Возможно, память храбрых японских воинов, что гибли в этих местах, хранила нас во время этого, частично несерьезного, а частично священного события.
Но однажды один из актеров просто не вышел из пике, рухнув в воду, будто тогда, давным-давно. Но сейчас все же другое время, и мне удалось его спасти. Я сел брюхом на волны, причем мой самолет как-то странно загудел при этом. Когда я подхватил полузадохшегося японского пилота подмышки, мой почему-то не утонувший самолет дал залп из всех пушек, чуть не погубив нас. Я вынул у пострадавшего именной японский меч – не помню, как он называется – пристроив самого владельца на какой-то плавающий обломок, и бросился к рычащему и огрызающемуся очередями во все стороны самолету. Плыть под огнем было трудно, но я справился, в прыжке взлетев на спину самолета и вонзив меч прямо ему в загривок. Самолет печально завыл и начал расползаться под моими ногами.
- В нем жил дух воина, чужеземец! – сказал мне потом старый японский ветеран. – Лезвие самурайского меча подарило ему покой.
- Кстати, - рассказчик поднялся из кресла, и достал с полки футляр, - вот, можете посмотреть, тот самый японский меч, выщербленный очередью из пулемета. Если приглядеться, то на лезвии можно разглядеть разводы от горячего машинного масла. Как ни стараюсь – отчистить не могу.
Лезвие катаны поблескивало, отражая льющийся, с таким трудом подобранный свет. Казалось, ее грыз какой-то хищник с железными зубами. И тут и там на лезвии виднелись расплывшиеся грязные кляксы, усмехаясь в бесстрашный глаз камеры. Оператору стало немного не по себе