Натали о том, как она живет после смерти мужа: «Я теперь езжу в метро, среди людей мне становится легче»

Впервые с момента трагедии артистка рассказала Woman.ru, как учится жить в новой реальности и что придает ей сил.

Woman.ru: Первое, что приходит в голову, это один-единственный вопрос: где вы находите силы, чтобы жить?

Натали: Честно, я не знаю, как и откуда берутся эти силы, как я вообще живу. До сих пор со стороны смотреть на себя не могу.  Должны пройти годы, прежде чем можно будет возродиться.

Вы хотите узнать, как я выжила? А я еще не выжила. Я пока глубоко погружена в этот процесс. Сейчас, конечно, уже воспринимается по-другому. Но тут не про легче, а про то, что уже другой никогда не будешь.

Мы были вместе 32 года. Подумайте только, с 17 лет вместе — и в семье, и в работе. Все было так слишком: слишком хороший человек, слишком хороший муж, слишком хороший отец. Все было так прекрасно, но воспринималось как должное, пока не случился этот удар.

Говорят, что, когда умирает любимый человек, с ним умирает частичка души тех, кто его любил. Согласны?

Натали: У меня умерла не частичка, а огромная часть меня, я даже не знаю, меньшая или большая. Только после трагедии я вдруг поняла, насколько он для меня был важным и главным! Пока живешь бок о бок, воспринимаешь все как должное. У нас тоже всякое бывало, а потом раз, человека не стало, и в эту трагичную минуту ты каждой клеточкой вдруг осознаешь, что тебе было подарено судьбой.

Я пока не могу себя идентифицировать, понять, куда двигаться, что впереди. И когда меня спрашивают: какие планы? Что я могу сказать?

Раньше были планы: творческие, дети, семейные дела. Все сбывалось. Даже дети сбылись с таким большим перерывом, что редкость для шоу-бизнеса.

Оглядываясь назад, я понимаю, что жила для него. Была такая глубина во всем. Не просто хотелось сделать своему мужчине приятно, а именно для его жизни делать, а он — для меня все. Поэтому все эффективно получалось, наш брак был эффективным, и теперь мне не понять, как дальше одной.

Несмотря на всю боль, вы находите силы вести соцсети, делитесь своими воспоминаниями. Так легче?

Натали: Это сиюминутное, что было на душе. Меня зовут на телевидение, но я пока не соглашаюсь на интервью. Еще не знаю, как все это, что болит внутри, можно рассказать словами.

Еще нет меня новой, которая будет готова это озвучить. Пока сложно представить, что мой такой трагичный и такой настоящий период в жизни можно сесть и описать за час, пока идет программа. Что будут рамки, монтаж, реклама, печальные взгляды ведущих. Им же как-то будет нужно входить в эту драму. Мы окажемся на разных этапах: они в нее только входят, а я уже прохожу этот путь, и мне не хочется возвращаться в начало.

Вы не стали отменять свои концерты. Не страшно выходить на сцену?

Натали: Я не заморожена, я живу, хотя в любой момент могу споткнуться. Меня держит мысль, что у меня есть такое богатство: у меня есть дети, с которыми просто невозможно позволить быть «замороженной», я же теперь единственный родитель, который должен быть и сильным, и ресурсным. Есть мои воспоминания, есть моя публика на концертах. То, что я могу выходить на сцену, я сама удивлена.

Раньше я выкладывалась на концертах от радости, от наполненности, потом от отчаяния, горя, а теперь на сцену выхожу новая я. Боль выходит, а силы прибавляются. Но порой впадаю в ступор, стою и понимаю, что не могу выйти на сцену. Думаю: а зачем я здесь?

Зато я впервые в жизни поняла, почему людям нравятся мои песни.

Так что мои песни стали для меня терапевтическими. Но пока эффект временный. Душа, которая горюет, не может долго лететь за этой радостью.

Обращались ли вы за помощью к психологу, может быть, он пытался помочь смягчить горе?

Натали: Я каждую неделю занимаюсь с психологом. Знаете, срабатывает психосоматика. То рука отнимается, это я не могу с ним расстаться. То спина болит, то под глазом кровоподтек, а я пальцем себя не трогала. Все эти болезни не настоящие, а я так проживаю боль.

Не я одна, мы все вместе погружены в одно горе: и я, и дети, и Сашина мама. У нее даже двойная потеря.

Как дети переживают трагедию?

Натали: Дети, конечно, все понимают, но реагируют в силу возраста. Им 22, 13 и 6 лет, и каждому нужно внимание, и человеческое, и родительское. Где вспоминаем, где погорюем, где улыбнемся.

Я нашла спасение в разговорах с людьми, мне стало очень приятно общаться: на улице, в метро, в магазине. 

Я, кстати, часто езжу на метро, мне приятно находиться среди людей, в потоке. Мне становится легче. Я сливаюсь с толпой, и получается, что не один на один в своих мыслях, а в общей спешке, суете.

Люди узнают вас на улице?

Натали: Не знаю, может, и узнают, но не подходят. Мне на сегодняшний день не важно, чтобы меня узнавали. Кто-то вместе со мной понимает, что я переживаю, и не проявляет резких реакций. Для меня это хорошо.

Вы сказали, что нашли спасение в общении. Это близкие, друзья?

Натали: Не только. Детей в садик и в школу я вожу сама, воспитатели, учителя, соседи. Мне сейчас в магазин нравится ходить, заглядываю каждый день. Меня уже продавцы знают, они со мной проживают этот период. Раньше сдержанно соболезнования выражали, а теперь мы вместе в этой ситуации, я делюсь с ними, что и как. Это спасает.

В доме стали что-то менять? Не было мысли сделать ремонт, например?

Натали: Ничего не стала, вдруг поняла, что тут хорошо. Когда вернулись с похорон, казалось, что не сможем жить, будет больно. Решили с детьми, что будем переделывать. А потом поняли, что это наш дом, нам здесь все родное. Здесь в каждой вещи воспоминания. Пришло осознание, что утрата не связана с домом, здесь, наоборот, живет душа и дарит надежду.