«Мы все переживали ее ''публичную порку''»: Антон Богославский о работе и дружбе с Ольгой Бузовой

Ее главным качеством является то, что она настоящая. Если Оле плохо, значит ей реально плохо и она может показать это своим подписчикам. Когда ей хорошо, она от души демонстрирует эту радость. Когда она просит поддержки у своей аудитории, та всегда ее поддерживает, потому что люди знают, что и она умеет поддержать. Ей запросто могут написать в комментариях: «Оль, очень плохо… Меня бросил муж с тремя детьми». И она ответит этой женщине, может попереписываться с ней в директе, даже позвонить или пригласить на концерт. (Кстати, Оля полностью сама ведет свой Инстаграм (запрещенная в России экстремистская организация). Я могу лишь посоветовать ей что-либо в духе: не стоит надевать полосатое — в кадре будет рябить. Другим артистам часто помогаю с ведением странички.)

Как-то раз Оля вела семинар в Нижнем Новгороде на тему «Мой путь к успеху». В конце мероприятия к ней подошла девочка и просто разрыдалась со словами: «Мне муж запрещает работать». Оля тут же предложила: «А давай позвоним мужу?» И они позвонили, и в итоге при свидетелях муж дал свое согласие на то, чтобы та девушка начала работать. Сказал, что раз просит Оля Бузова, то он разрешает.

Несколько лет назад, например, Оля узнала о том, что на одну бабушку напал мужчина и избил ее. За нее вступился еще один мужчина, на которого впоследствии несправедливо завели уголовное дело. Оля очень прониклась этой историей, обратилась к мэру города, в котором произошел инцидент, чтобы тот взял ситуацию под свой личный контроль. Конечно, при ее обращении ситуация получила резонанс, историю подхватила пресса, и замять все детали уже бы не получилось. Конечно, тогда она советовалась со мной, но я чаще всего поддерживаю ее в таких поступках.

Помимо обращения к мэру, тогда же был опубликован пост с просьбой помочь той бабушке. Спустя время нам позвонили и сказали: «Спасибо вам огромное! Нам прислали такое количество денег, написали столько отзывов, что теперь мы сможем передать средства и другим нуждающимся!». В такие моменты понимаешь, что твоя работа — это больше, чем просто продвижение артиста. И Оля не раз вмешивалась в такого рода тяжелые бесчеловечные истории по своей инициативе, потому что не могла молчать. И в этом я ее поддерживал. Помимо такой помощи, Оля еще и занимается благотворительностью. Просто не афиширует это.

Я и другие близкие друзья постоянно находились рядом с ней, поддерживали, круглосуточно были на связи. Это, конечно, сказывалось на нашем самочувствии. Мы спали по два часа в сутки, и вскоре я поймал себя на мысли, что больше не справляюсь с ситуацией. Это был единственный раз, когда за всю мою работу пиар-агентом у меня начали сдавать нервы. Я старался вести Олины рабочие процессы, продолжал работать и с другими артистами, но начался раздел имущества с ее бывшим супругом. Я был обязан качественно выполнять свою работу по всем «фронтам» и при этом очень переживал. Звонил друзьям, говорил, что не понимаю, что мне сделать, чтобы хоть как-то выправить ее состояние: в тот момент она просто поникла, перестала спать, не ела. Мы приезжали ее кормить: собирались все вместе, старались говорить о чем-то отвлеченном.

Тут все намного сложнее и тоньше. Если артисту плохо, порой тебе нужно просто приехать к нему хоть в пять часов утра и поговорить. Это действительно важно. После такого вы сможете друг другу по-настоящему доверять. Между вами возникнет совсем иная связь. У меня есть такая связь в течение уже многих лет с Олей Бузовой, Настей Кудри и Андреем Гайдуляном. С ними мы всегда можем пообщаться по душам.

Все близкие Оли переживали ее «публичную порку». Самым неприятным было то, что ее осуждали не представители прессы или другой стороны конфликта, а люди, которые раньше называли себя ее друзьями, которых мы все считали близкими людьми. Пережить это все было непросто. Люди отворачивались, не давали обратной связи, играли в молчанку. Эти «друзья» даже не могли поделиться с ней нужным контактом! В какой-то момент на Олю навалилось просто все. У нее отобрали машину, которая была ей подарена. В тот же вечер Саша Текила выгнал ее из офиса, который она снимала и сама оплачивала (у него есть помещения, которые он сдает в аренду). В том помещении у Оли был офис ее бренда, откуда курьеры или же сами покупатели могли забирать приобретенные вещи.

В тот момент мы все приехали на съемки Comedy Club, где Оля должна была быть, и, находясь в гримерной, обсуждали, что делать с машиной и на чем Оля будет теперь передвигаться по городу. Я предложил на время взять по бартеру автомобиль одного именитого бренда, пока не будет возможности приобрести его. Оля согласилась. Она знала, что Амиран Сардаров, для которого она большое количество раз снималась во влогах и которого всегда поддерживала в социальных сетях, сотрудничает с этим автомобильным брендом. Она написала sms-сообщение Амирану и попросила поделиться контактом менеджера, который мог бы решить ее вопрос. Однако спустя время на ее просьбу пришел отказ — Амиран ответил, что не готов делиться никакими контактами и хотел бы вообще воздержаться от общения с Олей. Моему удивлению просто не было предела! Кстати, спустя пару дней Амиран, с которым я тогда сотрудничал, уволил меня по sms. Он даже не нашел в себе смелости позвонить и сказать несколько слов человеку, который сделал ему огромное количество эксклюзивных коллабораций с мировыми звездами. В тот момент Амиран и другие нашли себе общего врага, в которого можно было «кидать камни». Было невероятно обидно, особенно учитывая то, что Оля всегда помогала им всем.

Даже сейчас, спустя время, эти же люди приходят к ней и как ни в чем не бывало интересуются, как у нее дела, просят о чем-то. Оля — человек добрый и всегда готова откликнуться. Но я, к сожалению или к счастью, помню все. У меня хорошая память. После Олиных эксклюзивных интервью с Марион Котийяр и Майклом Фассбендером, которые она брала для России, случилось так, что все ее переписки с друзьями со мной, а также с бывшим супругом попали в сеть. Это стало еще одним сильнейшим ударом для всех нас. Мы были ужасно подавлены. Помню, что когда я вернулся в Москву из Германии, то закрыл жалюзи, выключил свет, лег на кровать и пролежал так двое суток. Моя помощница Соня взяла на себя работу с Олей, а я впервые за всю свою жизнь отказался от всех проектов на целых два месяца. В том числе от ведения Оли. Мы продолжали общаться с ней как друзья, но о работе не говорили совсем. Созванивались по Facetime, общались часа по три. И она все прекрасно понимала.

В то сложное время у нас, Олиных друзей, существовало понятие «дежурства с Олей». Она об этом, наверное, и не знает. Мы делали все, чтобы она в принципе не оставалась одна, так как в тот момент она постоянно говорила: «Я не хочу жить», «Мне все не нравится», «Я больше не могу». Это пугало. Нас жутко бесило, что мы не могли найти нужных слов, которые развернули бы ее мысли в другую сторону. В один из разговоров с Олей я на эмоциях сказал ей: «Окей, делай с собой что хочешь. Но если что, за твоими собаками, Евой и Челси, некому будет присматривать, и мы отдадим их в питомник». Удивительно, но именно этот аргумент сработал. Оля сразу запротестовала: «Нет! Моих собак в питомник?!» Она очень любит Еву и Челси. Да и мы все их любим. Оля уцепилась за мысль о том, что если с ней что-то случится, собаки останутся одни.

Спустя время в одном интервью она сказала, что в то время жила только ради своих собак и их комфорта. И все было и правда так: она выбирала просторную квартиру, чтобы им было где бегать; дом с огороженной территорией, чтобы спокойно с ними гулять; спала вместе с ними. И Ева до сих пор спит у Оли на груди. Оля называет ее «моя душа». Тот период времени остался в памяти очень смутно. На дворе был Новый год, но я помню только, что в один из первых дней января я проснулся и четко осознал: больше не хочу оставаться в своей квартире. В срочном порядке были куплены билеты, и я улетел в Рим. Сама Оля в тот момент находилась в Барселоне, отмечала день рождения. Я выложил в Инстаграм (запрещенная в России экстремистская организация) фотографию, поставив геометку, и Оля почти сразу написала: «Ты в Риме? Я сейчас прилечу!» Я подумал, что она шутит. Сказал, мол: прилетай, я тебе номер забронирую. В то время мы старались шутить как можно больше, только юмор помогал не провалиться в тотальную депрессию. Однако спустя пару часов после моего сообщения мне позвонила Соня и на полном серьезе спросила, в каком отеле я остановился, так как она бронирует номер для Оли. Я даже не понял сперва, зачем Оле номер в моем отеле. И Оля тогда действительно прилетела. Мы встретились, и она очень просто сказала мне: «Все! Давай работать вместе дальше». Именно так, в Риме, спустя два месяца нерабочих отношений мы с Олей возобновили наше сотрудничество как пиар-агента и артиста.