Многие не знают ничего о моей личной жизни. Даже фолловеры моих соцсетей иногда искренне желают мне побыстрее выйти замуж и родить ребенка, не подозревая, что эти этапы в жизни я уже прошла. Да, у меня есть ребенок. Сыночек. И, да, я его обожаю. И поэтому скрываю его от вульгарного любопытства толпы. А показываю лишь самые детские фотографии.
Самые разумные из любителей светской хроники догадываются о том, что большинство публичных романов и историй — лишь кому-то выгодный пиар.
Например, представители иных ориентаций афишируют гетеросексуальные связи, дабы приобрести репутацию нормального мужика, что важно в нашем гомофобном обществе. А малопопулярные звездульки спариваются, дабы наконец-то замелькать в светской хронике. Уже не нуждающиеся в пиаре звезды стараются держать настоящую любовь и искренние чувства подальше от липких взоров жадной толпы, от ее злопыхательства и желчеизвержений.
Хотя некоторые совсем желтые журналисты все равно пытаются вытащить на свет наше нижнее белье.
И чем желтее репортеры, чем интенсивнее их желтизна и чем ближе она к цвету детской неожиданности, и даже начинает так же попахивать, тем ожесточеннее они лезут в мусорные корзины у наших домов и стараются во имя пресловутой «свободы слова» вытащить наших нежных младенцев на растерзание толпы.
Я не выношу настырность и наглость таких журналистов, их бесцеремонность в обращении с несчастными членами семей публичных людей, которые, в отличие от их знаменитых родственников, не хотели попасть под их прожекторы и лупы. Мне больно видеть, как родственники звезд с брезгливостью уворачиваются от таких представителей «интеллектуальной элиты», когда те своими жадными липкими ручонками пытаются перебрать их нежные косточки на потребу толпы.
Но если ничего не давать хищникам, то они вырвут из тебя кусок мяса сами. Поэтому, чтобы снять напряжение любопытства в отношении моего ребенка, кину-ка я желающим обгладывать кости небольшой кусочек мяса, в надежде на то, что если выпустить из под крышки кипящего чайника немного пара, температура слегка спадет.
Так мы, кстати, уже однажды поступили с моим адвокатом в отношении моего сына. Когда несколько лет назад я неожиданно и в один день проснулась знаменитой во Франции благодаря участию в известном телевизионном шоу на Первом французском канале TF1.
Тогда впервые информация о моем ребенке как-то просочилась в прессу и под нашими окнами разбили шатры несколько папарацци. Ребенок не пошел в школу, а я побежала к адвокату.
Он предложил, чтобы снять напряжение и понизить стоимость папарацционных снимков ребенка, приподнять крышку кипящего чайника, то есть дать одно-единственное интервью одному крупному журналу. В небольшом тендере выиграл известный французский светский журнал, который предложил гонорар больше, чем Paris Match. Так я побила своеобразный рекорд, отказав даже за хорошие деньги в обложке такому крутому изданию.
Выезд на съемочную площадку был достоин фильма о шпионах: ребенка вывезли из подземного паркинга нашего дома в одной тонированной машине, меня — в другой, и разными дорогами привезли в президентский номер пятизвездочного парижского отеля, где мы и поиграли немного в «дочки-матери» на камеры.
Ребенок весело перенес испытания, но на следующий день после выхода журнала пришел из школы в слезах.
Его заставляли выписывать автографы на вышедшей обложке журнала старшеклассники, а старые приятели перестали с ним общаться из зависти. Тогда пришлось мне перевести его в другую школу. И больше он никому не рассказывал о том, кто у него мама.
А когда он приводил детишек к нам домой, то старался предварительно спрятать все рамки с моими фотографиями. Хотя однажды чуть не прокололся. Пришедшая к нему девочка из класса столкнулась со мной перед входом, а потом с восторгом рассказывала моему сыну: «А ты знаешь, что в твоем доме ЕленА живет?!». Французы по обыкновению называют меня с ударением на последний слог. Я потом спрашивала у него, что он ответил девочке, но он сказал, что не прокололся.
А мне бы немножко хотелось, чтобы он мной хвастался. Но он всегда говорит, что хотел бы, чтобы его товарищи ценили его за него самого, а не за маму. Серьезный мальчик.
А еще он красивый. Такой же, как и его отец, высокий блондин с голубыми глазами и низким голосом. И умный. И ответственный. И работящий. И немного наивный, как все европейцы. В свое первое посещение Москвы одним из искренних его недоумений было: «А почему у вас все машины такие грязные?». В Европе на дорогах чище. И еще: «Почему они все не улыбаются?».
Я пыталась объяснить ему, что русские люди суровые, но добрые внутри и улыбаются лишь своим близким. Пока у него не украли айфон, он в это верил.
Но несмотря на свой европейский менталитет и смешную французскую привычку целоваться при здоровании со всеми по два раза в щечку, он большой патриот России и каждый раз, когда нашу страну критикуют в западной прессе, он возмущается.
Как многие, обучавшиеся в хороших школах Европы, он знает четыре языка. Я экстраверт, он интроверт, я этик, он логик, и поэтому мы отлично ладим. Но он не хочет быть публичным и не любит фотографироваться. Он гораздо скромнее меня. И несмотря на многочисленные предложения со стороны ток-шоу и прочих программ центральных каналов, которые ходят в гости к звездами, он не соглашается сниматься. Помнит о неприятностях его первого опыта публичности.
Для него я мама, которая его проблемы и интересы считает приоритетными, которая отменит любое дело и любую бизнес-встречу ради его маленьких хлопот и делишек. Я с удовольствием позволяю ему быть таким эгоцентриком. Хотя мне немножко жаль, что он не читает мои книги, не смотрит меня по телевизору и совсем ничего не знает о моей жизни в российском шоу-бизнесе. В отличие от моего главного фаната — моей мамы.
Может, мы всегда любим наших детей немножко больше, чем они нас?
Для того, чтобы не избаловать его и не сделать представителем золотой молодежи, бездельником, тратящим деньги родителей ради развлечений, я воспитывала его в строгости и с детства приучала к труду. Например, не выдавала ему карманные деньги, а платила за то, что он мыл мою машину. И пусть поначалу, восьмилетний, он лишь развозил по ней грязь, со временем он привык, научился и стал делать это удовлетворительно. Зато знал цену деньгам.
А для того, чтобы он имел перед глазами примеры успеха в бизнесе, я знакомлю его со всеми своими друзьями-предпринимателями, и каждый из них рассказывает ему историю своего успеха и выводит ее формулу.
Каждое такое знакомство его очень вдохновляет, и он мечтает стать миллиардером. Он самостоятельно изучил биографии бизнесменов Бернара Арно, Стива Джобса и Амансио Ортега, владельца Зары, и хочет быть хозяином самой большой фабрики в мире по производству одежды. И вот уже несколько лет вкладывает все свои деньги, подаренные родственниками на праздники и дни рождения, в принтеры и прочую производственную аппаратуру для будущей фабрики.
А чтобы он вырос заботливым и щедрым, я каждый раз, когда что-то покупала в подарок своей маме или другим членам семьи, брала его с собой, советовалась с ним и давала пример заботы о родителях. В один из таких дней он пообещал с первого своего заработанного миллиона подарить мне новый и розовый Феррари.
Единственное, чему мне никак не удается его научить, так это мыть посуду. Но это скорее, наоборот, наши домработницы с детства приучили его ее не мыть.
А перевоспитывать теперь труднее. Зато он правильно питается, регулярно занимается спортом и даже лучше меня научился вести здоровый образ жизни. А еще у него, как у начинающего аристократа, разряд по гольфу.
А еще мой сыночек растет настоящим защитником своей мамы.
Однажды приятель нашего соседа по парижской даче, будучи в подвыпитом состоянии, обозвал меня в лицо «дурой» за неаккуратную парковку. Мой сыночек кричал на него так строго и громко, что негодяй стушевался и ретировался. А ребенок потом написал строгое письмо соседу и потребовал от него заставить своего друга извиняться перед его мамой. Не поверите, звонил и извинялся.
В общем, у меня самый лучший ребенок в мире! И я буду изо всех сил оберегать его от жадного и вульгарного любопытства камер.