Андрей, вы играете спектакль в первый раз перед публикой 8 марта. Это очень символично. Мне повезло посмотреть «ЛюБоль» на этапе репетиций. После первого акта в меня были легкие мысли — что, в принципе, нормально живу. Но во время второго акта я сидел и считал свои косяки, — типичные косяки любого мужчины, — которые вы показываете со сцены.
Андрей Соколов: Первый и второй акт абсолютно разные. В первом мы зрителя завлекаем, а во втором все начинает катиться под откос. Сначала, вроде, веселье, банька, а потом — смех сквозь слезы, а в конце как шандарахнет! Все, как в жизни.
Мозги спектакль прочищает, это точно. Думаю, каждый из ваших зрителей и наших читателей согласится, что отношений без проблем не бывает. Но если верить вашему спектаклю, то женщинам в отношениях всегда сложнее и больнее.
Андрей Соколов: Я преклоняюсь перед женщинами. Женщина — мать, и этим все сказано, дальше можно не продолжать. Банальная фраза: женщинам еще и рожать. Но мужчинам даже представить невозможно, через что женщины проходят, чтобы дать жизнь новому человеку. И в отношениях им, наверное, сложнее, да. Потому что очень мало мудрых мужчин. Не тех, кто добывает огонь, образно говоря, или приносит мамонта в дом, а вот именно мудрых. Тех, кто может выстроить отношения, в которых женщине будет комфортно. Тех, кто умеет растить женщину, поддерживать и помогать ей. Этому тоже надо учиться, всю жизнь учиться. Мудрых женщин гораздо больше.
Вы режиссер и вы же играете одну из главных ролей. От чего радость больше? От управления всем процессом? Или все-таки от перевоплощений на сцене? Какой кайф больше — актерский или режиссерский?
Андрей Соколов: Это процесс поэтапный. Спектакль у режиссера не сразу складывается. Актеров тоже не сразу накрывает, историю надо пропустить через себя и когда начинаешь существовать внутри роли — это… Это невозможно сравнивать. Это как правая и левая рука — какая дороже?!
Ну а, допустим, в день премьеры — выходишь на сцену, играешь, и вдруг видишь, что где-то что-то поползло, кто-то фразу забыл, свет не тот или еще что-то происходит, что включает режиссерскую тревожность? Это играть не мешает?
Андрей Соколов: В этом смысле я научился отключать мозги. Когда выхожу на сцену, то понимаю, что от меня уже ничего не зависит. Как режиссер я уже матрицу сложил, все всем понятно, надо просто вожжи отпускать и работать, тащить спектакль как актеру. Если потом надо будет собраться и подкорректировать, уже включится режиссер, и это тоже будет интересно в профессиональном плане. Почему я в этом спектакле и там, и там, по обе стороны. Во-первых, такой материал актеру встретить сложно, не думаю, что мне еще когда-нибудь попадется нечто подобное. Такого просто нет. Есть замечательные классические пьесы.
Но их наперечет, и все сыграны многократно.
Андрей Соколов: Да. А эту пьесу еще не играли. Драматург Андрей Яхонтов написал «ЛюБоль» специально под меня, больше десяти лет назад. У нее удивительная судьба. Я трижды подступался к постановке, у меня даже было распределение ролей, но в это же время меня приглашали в проекты, от которых я не мог отказаться. Снимал кино как режиссер, или предлагали такой сценарий, от которого я как актер не мог отказаться. Еще я очень хотел поработать с Катей Гусевой, и пришлось ждать, когда у нее появится свободное время. При прочтении пьесы образ героини сразу совпал с Катей. Мало того, что она универсальная актриса, в ней мощнейшее женское начало, что крайне важно. Спасибо Марку Борисовичу Варшаверу, который дал возможность сделать это в «Ленкоме», и не могу не поблагодарить своего ближайшего соратника, инвестора, который дал денег на постановку — это Александр Николаевич Шаруда, мало сказать, что мы братья, мы уже давно проросли насквозь. Кстати, по тому же Яхонтову я первым поставил «Койку» и мы этот спектакль сыграли за 15 лет 1572 раза. Такого материала я могу не получить как актер. И мне, как режиссеру, тоже не факт, что выпадет шанс поставить что-то столь же сильное.
Этот спектакль тоже хотите больше тысячи раз сыграть? Или новые проекты уже зовут?
Андрей Соколов: «ЛюБоль» спектакль особенный. Может быть, это прозвучит нахально, но в этой истории у каждого актера роль — бенефисная, включающая все человеческие чувства, которые заложены в любой классике. Любовь, ненависть, предательство, ирония — все! И это современная история, рассказанная современным языком, это история про меня, про тебя, про каждого из нас. А в финале мы вообще уходим на космический уровень. По большому счету, это бродвейская история, которую можно играть как «Кошек» пятьдесят лет подряд, и она останется свежей, актуальной. Если получится играть этот спектакль как можно дольше, я буду рад. Но хотелось бы, чтобы появился еще один состав, чтобы все, что мы заложили в этот спектакль, приносило плоды и в долгосрочной перспективе. Это я как актер рассуждаю. Как режиссеру спектакль отпустить легче. Первое время нужно будет корректировать, конечно, но потом он заживет собственной жизнью. Здесь все актеры — Иван Агапов, Катя Гусева, Света Илюхина, — самородки, они привнесут свое и уже привносят, на репетициях. Мне удалось собрать уникальных артистов в этом проекте! Поэтому, как режиссер я пригляжу за спектаклем месяц-другой, а потом займусь новыми проектами.
Есть такое мнение, что актеры и, особенно, режиссеры выбирают определенные сюжеты или жанры не просто так. Правда, что для вас это своеобразная терапия, которая позволяет закрыть многие личные вопросы? Вот вы уже как режиссер сделали более десяти проектов. Насколько после их реализации стало легче жить?
Андрей Соколов: Я даже не предполагал, что такое может быть. Но это правда. Для меня «Койка» в свое время стала настоящей индульгенцией. Я чувствовал, что за тот спектакль мне очень многое отпускается. Потому что я куролесил так — мало не покажется. Сейчас оглядываюсь и думаю: как я вообще выжил. Я мог висеть на одиннадцатом этаже, на одной руке, ноги вниз — и понимал, что ничего не будет. Это фантастика. Я был нагл, куражист и удачлив, и понимал, что мне тот спектакль многое отмаливал. То же самое и здесь. Конечно, мы закрываем личные вопросы. Это же обмен энергиями. Актер выплескивает из себя негатив, промывает, прочищает себя, и заполняет душу чем-то новым, светлым. Но я повторюсь, изначально даже не предполагал, что такое может быть. Мне нравилось собирать спектакль как кубик рубика, вроде бы — развлечение, но потом я осознал, что закладывается матрица, которая живет уже независимо от тебя, как от режиссера. Когда я снимал фильм «Артефакт», мы двигались от первой сцены, по порядку, что в кино бывает крайне редко. Причем я снимал на пленку, это была одна из последних пленочных картин в России. И вот мы отсняли две трети, а потом фильм как будто сам решил: стоп, финал будем снимать не по сценарию. Вырулился совершенно другой финал! Эту химию невозможно объяснить словами. Это магия искусства.
Почему при выборе роли в «ЛюБоли» вы не взяли главного героя, а решили сыграть его приятеля — более комического, характерного. Все страдания выпадают на долю главного героя, разве не его интереснее сыграть?
Андрей Соколов: Ваня Агапов — потрясающий артист. Как режиссер я не смог бы до конца полностью быть в его роли. Она просто элементарно больше, раза в полтора. Там больше переодеваний, больше сложностей. Но выбирал я по другому принципу. Так по смыслу лучше ложится. Вот, казалось бы, такой актер, как Андрей Соколов — брутальный, харизматичный, исполняет роль антипода. Но побеждает не внешность, а внутренняя сила. Иван Валерьевич, интеллигентный такой тихоня, но в результате у его героя оказывается стальная воля. Еще и в этом направлении замысел работает.
Спектакль очень активный: постоянное движение, переодевания, конфликты и страсти. Мне вообще показалось, что я фильм смотрю. А ведь за то время, пока в классическом театре Гамлет читает монолог, в этом спектакле уже целая судьба героя пролетает. По надрыву — одинаково глубоко, но там пешком, а здесь — реактивный лайнер. Это театр так сильно изменился и осовременился? Или зритель, воспитанный на фильмах-комиксах и тиктоке?
Андрей Соколов: Когда я затеваю новый проект, я беру листок бумаги и рисую экран. Стараюсь расставить все таким образом, чтобы увидеть полную картину. И я вижу. Динамика идет от драматургии, от того, как пьеса написана. Она же тоже диктует, как можно ее реализовать. Я прочитал эту историю много лет назад и уже тогда этот ритм у меня сам собой вырисовался. Люблю этот жанр — игра в игре, ироничная притча или фарс, как угодно назовите, все будет правильно.
То есть вы придумали эту подачу задолго до появления Тиктока?
Андрей Соколов: Да, десять лет назад. Люди в проекте поменялись, но решение осталось именно таким. Есть такое понятие «начитанность», а сейчас все больше «наглазованность» — то, что люди насмотрели. Поэтому ритм спектакля «ЛюБоль» будет, как мне кажется, ближе молодежи, которая сидит в Тиктоке. Я не ставил такую сверхзадачу, чтобы именно для них все разжевать и преподнести, это просто совпало. Само по себе так сработало.
Но поймет ли молодежь сюжетные повороты? У них сейчас все гораздо проще, нет эмоциональных качелей, страданий. Все «на изи», и отношения тоже. Может быть, нам стоит у тиктокеров учиться?
Андрей Соколов: Если мы будем учиться отношениям у тиктокеров, то рискуем жить только инстинктами, но человек — существо более сложносочиненное. Пресловутая русская душа здесь и заложена. Я вижу и осознаю, что происходит с подрастающим поколением. Мы, к сожалению, воспитали поколение фастфудеров. Не только в плане еды, а в восприятии всего окружающего мира. Они не думают, а думанье — это удивительный процесс, которому надо учить и учиться. Конечно, я вспоминаю себя — мне нравилось учиться в школе, но бывало, что прогуливали уроки. В институте еще больше прогуливали, от сессии до сессии живут студенты весело. Но все равно была тяга к знаниям. Нравилось узнавать новое, к тому же все мы тогда понимали, что без знаний — никуда. Мне нравилось читать на английском языке, я читал тексты и кайфовал, что могу прочесть и понять. Я кайфовал когда решил одну математическую задачу, которая считалась аксиомой, а я ее доказал как теорему. Моя дипломная работа в авиационно-технологическом была на уровне кандидатской. Мне все это нравилось. И мне нравится, что жизнь гораздо сложнее, интереснее и многослойнее, чем можно считать за сегодняшний день. Воспитав огромную армию потребителей, мы обкрадываем не только себя или своих детей, но и страну. Куда мы катимся? Лозунги-транспаранты это хорошо, а суть-то где? Вот она, в нашем спектакле. Суть в том, что у человека должна болеть душа. Если ему все по фигу, если он живет «на изи», тогда в чем смысл его существования? Ладно, может быть, они еще знают Пушкина, но они уже точно не знают, кто такой Эфрос. Идет выхолащивание мозгов. А ведь будущего нет без настоящего, настоящего нет без прошлого.
Но подождите, ведь многие тиктокеры и другие деятели современного интернета, хотят добиться признания в искусстве. Ну, в том, как они его понимают. Песни поют, снимают короткие репризы, скоморошествуют, несут в массы свое творчество. Возможно, многие из них захотят стать вашими коллегами.
Андрей Соколов: Актер должен быть профессионалом, как бы это парадоксально ни звучало для многих. Но актер — это профессия, которой надо учиться. Недоученность видна сразу. Я с этим встречаюсь, к сожалению, это повальная наша беда. Приходится элементарные вещи объяснять людям, которые уже имеют диплом. Ну как такое может быть?
Это напоминает о недавнем скандале, когда Ольгу Бузову позвали в театр, но потом все резко закончилось.
Андрей Соколов: Бузова — трудяга, я испытываю к ней большое уважение. Мне может нравиться или не нравиться ее творчество — это мое личное дело, но то, что человек добивается всего своим трудом — а Оля пашет, извините, как лошадь, — вызывает огромное уважение. У нас просто задачи разные в творчестве, но это не умаляет ее достижений. Все набросились на МХАТ — странно, конечно, ведь это был эксперимент. С другой стороны, эксперименты бывают и неудачными. Я не видел спектакль, поэтому не могу судить.
В спектакле есть поворотный момент, когда герой после лавины загулов пытается изменить свою жизнь. По вашему опыту, возможно ли это? Или груз старых проблем придется тащить на себе до конца жизни?
Андрей Соколов: Тут кому как повезет. В прошлое вернуться крайне сложно. Мы стараемся цепляться за то, что было, как за спасательный круг. А поздно. Почему у нас на протяжении всего спектакля колеса тудух-тудух? Все, ребята, поезд ушел. Счастлив тот, кто успевает вскочить в последний вагон. Счастлив даже тот, кто этот вагон, по крайней мере, еще увидит. У каждого есть такие моменты. Вот я знаю страну, город, в которые никогда в жизни больше не поеду.
Почему?
Андрей Соколов: Потому что я был там очень счастлив, и там все разрушилось. Не представляю, что со мной будет, если я туда вернусь. Это очень трудно, обнулить то, что было и начать строить заново. Я проведу неожиданную параллель с фильмом «Маленькая Вера». Мы ездили по стране и показывали этот фильм. Больше всего этот фильм не нравился людям преклонного возраста. Потому что их ткнули носом, а времени что-то исправить нет. Жизнь уже заканчивается, все… Поэтому такие проекты, как «ЛюБоль» важны. Мы еще можем сдвинуть хрусталик в глазах зрителей, а даст Бог, и в сердце.
У вас в спектакле часто повторяется фраза: «Любовь без боли не бывает». У меня возникло ощущение, что это как с конфетами. Если их много съел, значит, скоро зубы заболят. Ведь нас с детства предупреждают, чтобы не увлекались сладостями чрезмерно. Но ты все равно съедаешь все, поскольку не в силах отказаться. Мир так устроен, что на каждом шагу нас подстерегают искушения, и выбор приходится делать постоянно. Но вы даете надежду мужчинам, которые совершают ошибки — счастье возможно, пусть даже мимолетное и в самом конце жизни, но оно будет. Вы даете надежду людям, которые уже отчаялись. Отличная мотивация.
Андрей Соколов: Мы, мужчины, всегда немножко лукавим. Сами себе говорим: «Все! Больше ни во что не верю». Но где-то на десятом этаже сидит чертик, который говорит: «Ну а вдруг? Мало ли…» Женщины устроены иначе. Раньше мне казалось, что деление на мужское и женское начало — это все ерунда, выдумка. Нет, женщины — это реально другая планета, к пониманию этого приходишь со временем. Скажем, в мужчинах всегда есть этот люфт — прощение, возвращение к отношениям. Вот даже не видел женщину 10-15 лет, ничего о ней не знаешь, может давно замуж вышла, и дети есть. Но встречаешь случайно — и ёпрст! Давай начнем все сначала! Потому что каждая остается где-то в копилке и воспринимается как «твой человек». У женщин не так. Хотя могу ошибаться, но знаю по опыту: если она отрезала и ушла, то это навсегда.
Именно несчастная любовь как раз заставляет нас задуматься. Ну как же так? Мы ведь учимся думать благодаря негативным эмоциям. Стараемся сделать все, чтобы не повторять своих ошибок. А несерьезные отношения не приводят к разбитым сердцам. Так может быть, то, что молодежь сейчас вся на расслабоне, происходит оттого, что дети слишком спокойно живут? Без эмоциональных потрясений вообще. Причем, одинаково спокойно — и у нас, и в Америке, и в Европе…
Андрей Соколов: Не согласен. Мне достаточно вспомнить, что в Европе хотят называть «родитель 1» и «родитель 2» и все опрокидывается. Мы уже живем по-разному и учим молодежь разным ценностям. У каждой страны, у каждой национальности или семьи, есть свои законы. Гласные и негласные. Я никогда не приму вот это «родитель 1» и «родитель 2».
У нас такое вряд ли приживется.
Андрей Соколов: Дай Бог. Потому что то, что происходит, у меня вызывает очень много вопросов. А если говорить о том, что все легко и спокойно — понятно, что не совсем легко. Просто в какой-то момент люди решили оберегать себя от излишних переживаний. «А зачем?» Но это не правильно. Для того, чтобы воспринимать что-либо, нужно, чтобы воспринималка работала. Чтобы душа болела. Нельзя сказать, что у нас нет думающей молодежи, их много. Но тот пласт, который пустой, самый воинствующий и громогласный. У людей, которые заняты делом, нет времени постоянно заявлять о себе и бить во все колокола. А у нас сейчас звенящая пустота превалирует. Пена, к сожалению, в приоритете.
В упомянутой Европе прямо сейчас два скандала разгораются. Английский футболист побил свою девушку, а французский футболист побил свою кошку. Оба сейчас получают по полной от СМИ, спонсоры отказываются от них, болельщики осуждают, но я заметил, что кошку жалеют больше, чем девушку. Типа — девушка знала с кем связывается, должна была понять, что мужчина — негодяй, и вовремя уйти. Вы отец подрастающей дочери. Объясняете ей, как распознать упыря, с которым не стоит заводить отношения?
Андрей Соколов: А как тут объяснишь? Только личным примером, чтобы ей было с кем сравнивать. Здесь надо заранее готовить. Когда что-то подобное случается, растаскивать уже поздно. Надо успеть до того. Мы очень много разговариваем. Я стараюсь со всех сторон донести мысли, что верить можно только близким людям. Что блестящая обертка — это не главное, ведь не все золото, что блестит. Важнее посмотреть, что за душой у человека. Постоянно беседуем, да. А еще детей нужно любить, так сильно, чтобы они это чувствовали каждый день. Тогда они научатся любить, и уже не захотят отношений «на изи». Главное, не потерять контакт с ребенком, его доверие.
Сейчас многие люди уже к 30 годам говорят: что-то мы уже устали жить. Они уверены, что все у них уже было…
Андрей Соколов: Я примерно в этом возрасте, а может, и чуть пораньше, ловил себя на мысли, что я ничего нового уже не узнаю. Я четко помню этот период: бурные события по всем фронтам. Все, что может с человеком случиться, со мной произошло. И я действительно искренне предполагал, что ничего нового в жизни быть уже не может. Я ошибся, по счастью. Это максимализм юности, страдания юного Вертера. Это все от незнания, недопонимания. Каждому возрасту характерны свои эмоции, свои мысли, и каждый возраст прекрасен своим накопленным опытом.
Этим летом у вас юбилей, 60 лет.
Андрей Соколов: Обалдеть можно!
Как за это время менялось ваше отношение к самой идее взросления? К празднованию круглых дат?
Андрей Соколов: Лет до десяти, конечно же, дням рождения радовался безмерно, это праздник, ожидание подарков. Велосипед, все домашние собираются, праздник в тесном кругу. Подростковый период — тут уже ты стараешься заявить, что ты личность. Завоевать авторитет у сверстников, опять же, интерес к девчонкам появляется. Здесь я уже дни рождения воспринимал, как повод показать себя. После 18 лет я уже мог позволить себе оплачивать застолья сам, и лет до 30 это хотелось одного: круто отпраздновать, погулять, покуролесить. После тридцатника уже начинается не повальное приглашение всех подряд, а некая избирательность. Ты позволяешь себе приглашать тех людей, которых давно не видел, и которые не могут тебе отказать в день рождения — некий эгоизм, в том смысле, что присутствие этих людей для тебя уже подарок. А после 45 я уже перестал отмечать дни рождения и стал отмечать пятилетки. Потому что начинаешь догадываться, что каждый следующий год, который прибавляется — это уже не сказать, что подарок. Это уже отсчет в другую сторону, отнимание твоего времени.
Но вы уже решили, как 60 лет отметите?
Андрей Соколов: Спокойно. Если раньше все это было с клоунами, фейерверками и фонтанами, то теперь просто спокойно посидим с самыми близкими друзьями. Это уже из того разряда, чтобы было интересно помолчать. Это очень ценно. К сожалению, чем дальше — тем больше недосчитываюсь тех, кого хотел бы пригласить на день рождения. Но зато и люди придут проверенные, все свои. Раньше говорили: «А можно я на твой юбилей приду с другом?» и я отвечал: «Давай, без проблем». А теперь уже нет, извините, только самый близкий круг.
У нас пенсионный возраст постоянно меняется. Для мужчин это хорошо. Раньше в 60 уже старик, а сейчас — жизнь в самом разгаре.
Андрей Соколов: К пенсии нужно готовиться, чтобы это не стало неожиданностью. Мне недавно товарищ, знакомы с 14 лет, говорит: «Андрюха, меня отправили на заслуженный отдых». Тоскует, страдает. Я ему говорю: «Дурака не валяй — живи полной жизнью». Он: «А как?» Представляете? Проблема в том, что у многих стойкое ощущение: жизнь = работа. И только работа. Это неправда. Жизнь сама по себе гораздо интереснее, чем та профессия, которой мы занимаемся. Да, если ты занимаешься любимым делом — это трижды тебе интересно. Но это еще не вся жизнь. А нас приучили, что жизнь — это зарабатывание денег на еду, ведь, к сожалению, многие люди зарабатывают только на прокорм и жизни не видят. Мы даже заболеваем от постоянной работы, когда уже сверху сигнал идет: ку-ку, остановись! Подумай, что для тебя важнее — здоровье или карьера. И по-другому посмотришь на окружающий мир.
Почему нас так «клинит» на работе? Всем в детстве рассказывали сказку про двух лягушат в крынке с молоком. Один утонул, а другой барахтался и масло сбил. В детстве сразу возникает ощущение: надо бороться, трудиться, иначе утонешь. А потом вырастаешь и задумываешься: с чего это лягушонок утонул? Он же водоплавающий. Мог бы спокойно держаться на поверхности и горя не знать. Подождал бы, пока второй масло собьет, и сел рядом.
Андрей Соколов: Жизнь все равно меняется. И даже то, что нам говорили: знание — сила, это тоже не всегда правда. Можно ведь в погоне за знаниями открыть ящик Пандоры, создать вирус, от которого половина планеты вымрет. Это очень тонкая грань.
Кстати, насчет вируса. Два года назад, когда по всему миру стали закрываться страны, мы ведь все очень боялись ковида. Пару месяцев сидели по домам и боялись. Но сейчас уже беспечность зашкаливает: в метро куча людей без масок, в интернете много шуток и мемов про вирус. Перестали бояться.
Андрей Соколов: Если возвратиться лет на пятьдесят назад — гибель человека у нас в стране была событием. Убийства были чем-то из ряда вон выходящим, обсуждались на всех уровнях — в Кремле, в газетах, на кухнях. А сейчас люди даже не интересуются уже, сколько за сутки погибает в Москве или в стране в целом.
Привыкли к негативу?
Андрей Соколов: Скорее, смирились. Великая фраза, на мой взгляд: «И это пройдет!» я однажды понял ее, когда сдавал экзамен в МАТИ, и с каким-то преподавателем были терки. И я сначала переживал, а потом подумал: ладно, допустим, я не сдам сопромат или теоретическую механику. И что, мир перевернется? Нет. Я один из сотен тысяч студентов, которые здесь учились до меня. После меня будет еще столько же. Так стоит ли делать трагедию из несданного экзамена? Нет, и это пройдет. Мысль меня настолько поразила, что я с тех пор начал смотреть через этот хрусталик на все происходящее в жизни. Ничего нового, только названия разные — чума, ковид, грабеж, убийство. Вопрос только в масштабах негатива, но знаете, каким бы огромным масштаб не был — и это пройдет.
Вы пока еще не поставили планку: когда же я набегаюсь, успокоюсь и сяду в кресло-качалку, чтобы созерцать?
Андрей Соколов: Думаю, еще лет 15 я буду заниматься активной деятельностью. Но мы можем предполагать сколько угодно, а дальше судьба распорядится. Самое главное, чтобы мозг не подвел, чтобы память не сбоила. Вот это самое страшное, когда не можешь отвечать за себя. Когда я успокоюсь? Хрен его знает. Много чего еще не успел доделать. Студентов учу, новая такая ипостась. Спектакли. Фильмы и сериалы. Но не только это. Мне очень нравится сама жизнь
Автор интервью: Стас Бабицкий
Фото: Роман Кузнецов