Оладьи против яичницы.

Утро. Вспоминаю что в холодильнике пусто. Захотелось оладушек. Кормлю сына кашей, бужу мужа, излагаю ему свой план насчет оладьев, вручаю ему ребенка и шагаю в магазин за кефиром. Дома что-то невероятное, вонь, чад, муж в излюбленной позе за компом. Я в предынфарктном состоянии нахожу ребенка спокойно играющего в спальне, а на кухне обнаруживаю свою любимую! новую! сковородку политую вонючим дешевым маслом /подарок свекрови/, основательно обуглившуюся уже на газу и совершенно раскаленную. Выключаю газ, открываю форточку, пытаюсь оторвать мужа от компа. На кухне, говорю, на плите, что? А! ...Это я, говорит, яичницу жарю. Ну, говорю, жарь дальше. Пошла делать тесто для оладушек. Муж заглянул на кухню, помедитировал в пустой холодильник. Лежат сиротливые три яйца. Яйца, говорит, не трогай. А как, спрашиваю, я буду без яйца оладьи делать? Дак я ж буду яишницу жарить. Это, спрашиваю, как так? Ты отдельно питаться будешь? Ну... э... ответа он не нашел, потому сделал суровое, мужественное лицо, и опять уткнулся в комп. Ладно, думаю. Собрала ребенка, и мы пошли гулять по тихой, солнечной погоде. Ребенок тут мне сообщает, что звонила баба, то бишь горячо любимая свекровь, обещала принести лошадку и потом долго говорила с папой. Прогулка увенчалось покупкой лоточка яиц. Дома муж в той же позе, там же, в интернете. Оладушек я сделала немного, мне и ребенку. Потом ребенок лег спать, а я взялась за огромную, отложенную на выходные гору белья. Пока я гладила, муж начал беспокойно себя вести. Видимо он еще не осознал причину дискомфорта, но время было к обеду, а он еще не завтракал. Зато я, орудуя утюгом, отлично воспроизвела утренний разговор его с матерью. Традиционный вопрос, что ты ел, горячо любимый сын, получил внезапный, но неожиданно-долгожданный ответ. Не завтракал еще. Вкупе с информацией, что невестка, ехидна-мать, бросила ребенка, и в девять утра в воскресенье ушла. То что за кефиром, муж естественно не вспомнил, но то что к любовнику, тут у свекрови фантазии хватило. Пылая материнской заботой, она своему драгоценному тридцатилетнему деточке горячо посоветовала пожарить яишенку. У меня было такое ощущение, что я этот разговор буквально слышу. Тем временем гора белья постепенно убывала, а дискомфорт мужа достиг пика. Он резким спринтерским движением выскочил из-за компьютера, достиг холодильника и начал пронзать его голодным взором. Двенадцать яиц. Любимая сковородка и вонючее масло были предусмотрительно спрятаны. Муж бросил тоскливый взгляд на комп, на меня за курганом недоглаженного белья, и закрылся на кухне вместе со сковородкой, яйцами и кпк-шкой. Через полчаса я застала на кухне скромную композицию из чугунной сковородки, поставленной на разделочную доску, подставки под горячее были проигнорированы, в сковородке лежали вилка и нож. Я порадовалась за любимый, заранее припрятанный тефаль. В холодильнике сиротливо лежал лоток с восемью яйцами. Интересно, помнит ли муж, что мы сегодня едем в Перекресток? Исключительно из спортивного интереса не стала напоминать. В это время ему уже надо было идти в гараж. Хотя когда придет свекровь сидеть с ребенком, в подсознании мужа может что-то всплыть. Например то, что мы туда ездим каждое воскресенье, а эту поездку обговаривали заранее, на неделе. Сын проснулся едва я успела домыть сковородку, и тут же пришла свекровь. С обещанной лошадкой. Несчастному коню было три десятка лет, и на его деревянной морде лак частично облупился. Зато это был любимый рысак моего мужа в молодости. Он даже оторвался от компа, чтобы промычать что-то подтверждающее. Далее из матерчатой сумки с мрачным триумфом появились на свет: банка просроченной, подозрительного цвета кабачковой икры, зеленый горошек, а также полпакета совершенно железобетонных пряников. Традиционный вопрос сыну, что ты ел был задан с особым придыханием. Даже муж почувствовал какой-то подвох. Но то, что он ел яишницу, он вспомнил. Широкий выдох из широкой груди свекрови расшифровать смогла только я. Дрожащее материнское предвидение выравалось на свет: я! так и знала! что она! тебя заморит! Муж шифровку не принял, но уловил напряжение в воздухе и нырнул обратно за комп. Про поездку в Перекресток никто не вспомнил, поэтому я ангельским голоском сказала что ребенку пора на прогулку. Вернулись мы через два часа, принесли пакет молока и два яблока. Муж сидел в той же позе, там же. Свекрови не было. Я пошла делать ужин себе и ребенку. Муж все чаще отрывал взор от компа и пытался уловить с кухни что-нибудь обнадеживающее. Ведь за целый день никто не подсунул ему ни поднос с бутербродами, ни чаю вкусного, никто не позвал к воскресному столу с курочкой. Вряд ли он смог эти смутные ощущение облечь в слова, но на кухню поглядывал все чаще. Я сварила кастрюлю очень полезной гречневой каши, мы с сыном навернули ее с молоком, догнались яблоками, я пошла укладывать его спать. Пока ребенок засыпал, я слышала частый топот мужа и хлопанье холодильника. Я буквально слышала ход его мыслей. Восемь яиц. Полкастрюли гречки. Где сыр? Где колбаска? Салями где? Где крабовые палочки? Где сырки в глазури? Где любимые чипсы? И майонеза нет даже. И хлеба. И обеда днем не было... Хлоп - это морозилка уже - пельменей тоже нет, и сосисок... Загудела микроволновка, дзынь. Что же он такое раскопал? Афигеть! Погрел себе гречку, с молоком! А это что за треск? Похоже пытается разгрызть железобетонный пряник. Хлобысь - пакет с пряниками в мусорке. Шлеп-шлеп-шлеп. В спальню идет. ...Зайка, ты утром что-то про оладушки вроде бы говорила?...