Стихи, лечащие душу

Невеста
Хочу я быть невестой,
красивой, завитой,
под белою навесной
застенчивой фатой.

Чтоб вздрагивали руки
в колечках ледяных,
чтобы сходились рюмки
во здравье молодых.

Чтоб каждый мне поддакивал,
пророчил сыновей,
чтобы друзья с подарками
стеснялись у дверей.

Сорочки в целлофане,
тарелки, кружева…
Чтоб в щёку целовали,
пока я не жена.

Платье мое белое
заплакано вином,
счастливая и бедная
сижу я за столом.

Страшно и заманчиво
то, что впереди.
Плачет моя мамочка,-
мама, погоди.

… Наряд мой боярский
скинут на кровать.
Мне хорошо бояться
тебя поцеловать.

Громко стулья ставятся
рядом, за стеной…
Что-то дальше станется
с тобою и со мной?..

Бэлла Ахмадулина

Красивая женщина – это профессия.
И если она до сих пор не устроена,
ее осуждают и каждая версия
имеет своих безусловных сторонников.
Ей, с самого детства вскормленной не баснями,
остаться одною а, значит, бессильною,
намного страшнее, намного опаснее,
чем если б она не считалась красивою.
Пусть вдоволь листают романы прошедшие,
пусть бредят дурнушки заезжими принцами.
А в редкой профессии сказочной женщины
есть навыки, тайны, и строгие принципы.
Идет она молча по улице трепетной,
сидит как на троне с друзьями заклятыми.
Приходится жить – ежедневно расстрелянной
намеками, слухами, вздохами, взглядами.
Подругам она улыбается весело.
Подруги ответят и тут же обидятся…
Красивая женщина -это профессия,
А всё остальное – сплошное любительство!
Роберт Рождественский

Сорок трудный год. Омский госпиталь.
Коридоры сухие и маркие.
Шепчет старая нянечка: «Господи,
До чего же артисты маленькие! »

Коридоры широкие, длинные.
Мы почти растворяемся в них
С балалайками, с мандолинами
И с большими пачками книг.

Что в программе? В программе — чтение,
Пара песен военных, «правильных»…
Мы в палату тяжелораненных
Входим с трепетом и почтением.

Двое здесь. Майор артиллерии
С ампутированной ногой,
В сумасшедшем бою под Ельней
На себя принявший огонь.

На пришельцев глядит он весело.. .
И другой — до бровей забинтован,
Капитан, таранивший «мессера»
Три недели назад над Ростовом.

Мы вошли. Мы стоим в молчании.
Вдруг срывающимся фальцетом
Абрикосов Гришка отчаянно
Объявляет начало концерта.

А за ним, не вполне совершенно,
Но вовсю запевале внимая,
О народной поем, о священной
Так, как мы ее понимаем…

В ней Чапаев сражается заново,
Краснозвездные мчатся танки.
В ней шагают наши в атаки,
А фашисты падают замертво.

Здесь чужое железо плавится,
Здесь и смерть отступать должна.. .
И сказать бы по правде — нравится
Нам такая война.. .

Мы поем.. . Только голос летчика
Раздается, а в нем укор:
«Погодите, постойте, хлопчики.. .
Погодите.. . Умер майор… »

Балалайка всплакнула горестно,
Торопливо, будто в бреду.. .
Вот и все о концерте в госпитале
В том далеком военном году.
Р.Рождественский

Нас мотает от края до края,
По краям расположены двери.
На последней написано - знаю,
А на первой написано - верю.
И одной головой обладая,
Никогда не войдешь в обе двери.
Если веришь, то веришь, не зная,
Если знаешь, то знаешь, не веря.
И разгадка останется вечной,
Не помогут ученые лбы.
Если знаем - ничтожно слабы,
Если верим - сильны бесконечно.
автора мне неизвестен

Объясни мне папа, как мужчина,
Почему я до сих пор одна?
Может быть, во мне самой причина?
Может быть, в том есть моя вина…
Я веду себя довольно скромно,
Не бросаюсь к первым же ногам,
Кто-то смотрит дерзко, курит томно…
Видно разным молимся богам…
Я из тех, кто угощает чаем,
И стыдится откровенных фраз,
Я из тех, кто пишет, что скучает,
И при этом честно, каждый раз!
Объясни мне папа, что им надо?
Как себя мужчине преподать?
Может ярко-красная помада,
И колготки сеткой в минус пять?
Неужели нужно быть фривольной?
Ты меня иначе воспитал…
Знаешь, пап, мне правда очень больно,
Мир каким-то непонятным стал…
Ничего мне папа не ответил,
И не смог ни капельки помочь,
Для него я — лучшая на свете!
И, как прежде, маленькая дочь…
Юлия Олефир

Был я столько раз так больно ранен,
добираясь до дому ползком,
но не только злобой протаранен —
можно ранить даже лепестком.

Ранил я и сам — совсем невольно
нежностью небрежной на ходу,
а кому-то после было больно,
словно босиком ходить по льду.

Почему иду я по руинам
самых моих близких, дорогих,
я, так больно и легко ранимый
и так просто ранящий других?
Евгений Евтушенко

вы всегда грустная
желаю вам душевного покоя, радости ,насколько это возможно
скоро весна )

Мне без тебя так трудно жить,
А ты - ты дразнишь и тревожишь.
Ты мне не можешь заменить
Весь мир...

А кажется, что можешь.
Есть в мире у меня свое:
Дела, успехи и напасти.
Мне лишь тебя недостает
Для полного людского счастья.

Мне без тебя так трудно жить:
Все - неуютно, все - тревожит...
Ты мир не можешь заменить.
Но ведь и он тебя - не может.

Наум Коржавин

Маугли

Маугли не годен к строевой.
Маугли качается на ветке,
Маугли питается листвой,
Что особо ценится в разведке.

Маугли в разведке боевой
Издаёт немыслимые звуки,
Маугли не годен к строевой,
У него, как ноги, ходят руки.

Маугли по воле роковой
Не владеет даром нашей речи,
Маугли не годен к строевой,
У него шаги нечеловечьи,

У него нечеловечий дар
Исцелять путём воображенья, -
Был бы он отличный санитар,
Если бы не наши достиженья.

Некому подумать головой,
Выполняют план военкоматы, -
Маугли не годен к строевой,
Но забрили Маугли в солдаты.

Всю дорогу бил его конвой,
Опускали человечьи дети.
Маугли не годен к строевой.
Маугли повешен в туалете.

Маугли не понял: почему?!.
- И не надо! - говорит ему
Ангел...- Что тут понимать? Живой
Маугли не годен к строевой.
Юнна Мориц

МОЙ РОМАН

Кто любит прачку, кто любит маркизу,
У каждого свой дурман,-
А я люблю консьержкину Лизу,
У нас - осенний роман.

Пусть Лиза в квартале слывет недотрогой,-
Смешна любовь напоказ!
Но все ж тайком от матери строгой
Она прибегает не раз.

Свою мандолину снимаю со стенки,
Кручу залихватски ус...
Я отдал ей все: портрет Короленки
И нитку зеленых бус.

Тихонько-тихонько, прижавшись друг к другу,
Грызем соленый миндаль.
Нам ветер играет ноябрьскую фугу,
Нас греет русская шаль.

А Лизин кот, прокравшись за нею,
Обходит и нюхает пол.
И вдруг, насмешливо выгнувши шею,
Садится пред нами на стол.

Каминный кактус к нам тянет колючки,
И чайник ворчит, как шмель...
У Лизы чудесные теплые ручки
И в каждом глазу - газель.

Для нас уже нет двадцатого века,
И прошлого нам не жаль:
Мы два Робинзона, мы два человека,
Грызущие тихо миндаль.

Но вот в передней скрипят половицы,
Раскрылась створка дверей...
И Лиза уходит, потупив ресницы,
За матерью строгой своей.

На старом столе перевернуты книги,
Платочек лежит на полу.
На шляпе валяются липкие фиги,
И стул опрокинут в углу.

Для ясности, после ее ухода,
Я все-таки должен сказать,
Что Лизе - три с половиною года...
Зачем нам правду скрывать?
Саша Черный

спасибо вам за тёплые слова)))) это не совсем грусть, как мне кажется , душа с душою говорит негромко и не празднично. Еще раз Спасибо.

Пусть дорога как стиральная доска
И качает грузовик наш, и трясет
Из груди никак не выскочит тоска
И обиды по щекам не потечет

Скоро станет на полях темным-темно
Можно будет огоньки пересчитать
Те, что воткнуты, как свечки в горизонт
Словно в церкви, чтоб кого-то отпевать
Двенадцать писем под полой - мое сокровище
Я этой памяти хозяин и слуга
Двенадцать месяцев читаю, а чего еще
Когда хандра привычна и долга

Слава Богу, что хоть было и вот так
Hа листочках синей пастой запеклось
Что возможно на заснеженных верстах
Сочинять, что в самом деле не сбылось

Степь закатным серпантином осыпать
Добавлять лиловых сумерек на снег
До тех пор, пока не стану засыпать
Продолжая вспоминать тебя во сне

И ты возникнешь как ночной звонок межгорода
Я помню свет, когда ты в дом зашла
Я и был с ног до головы облит тем золотом
Да позолота вся со временем сошла

Так и еду, и печаль невелика
Что глаза мои слезятся на ветру
Так, что дату на борту грузовика
Я сквозь изморозь никак не разберу

То ли год, когда вернусь издалека
То ли месяц - тот, что встречей наградит
То ли день, когда глубокая река
Бесконечную дорогу преградит

Олег Митяев

Мы поклялись, что всё будем делать вместе.
(Самое главное - это не расставаться).
И проживём, как минимум, лет по двести -
Так мы решили, когда нам было по двадцать.
Мы целовались на детских качелях … Мы ли
В тех палисадниках рвали сирень? По кругу
Бабки из окон «хрущёвок» нас матом крыли.
Мы их не слышали. Слышали лишь друг друга.
……………………
Мы торопились. Время глотали жадно.
Смело, без фальши, смотрели в чужие лица.
Пусть не мечталось, как раньше… Бог с этим, ладно!
Всё впереди ещё - нам ведь всего по тридцать!
Где-то опять не успели, но где? А, впрочем,
Что не осилили в двадцать – сейчас осилим.
Нам по колено море – мы знали точно,
Жаль, не казалось море таким уж синим.
………………………
Холодно… Странно, а помнишь, мы снег любили?
Хочется нынче тепла, но оно не скоро.
Фото на полке под слоем недельной пыли:
Выглядим молодо (там нам чуть-чуть за сорок).
Часто не спится, благо, что есть таблетки.
Смотрим на звёзды и слышим сердец удары.
Быстро и так неожиданно выросли детки:
Так же, как мы, на качелях целуются старых.
…………………………………..
Раньше нам целого мира казалось мало.
Нынче весь мир – это в парке одна дорога.
(Жизнь, если вдуматься, нас и не так ломала).
Нам по полтиннику. В общем, не так и много.
Хочется новых вершин, не хватает духу.
В полную грудь вдохнуть – да невмочь. Досада!
Да и в последнее время одна «непруха»:
Переживаем, что дохнет в горшках рассада.
………………
Мёрзнем и спим под двумя одеялами сразу.
Кто-то галдит под окном, а ведь время – десять!
Снова бессонница (хуже любой заразы!)
Нам бы с пяток годков… Уж куда там двести…
Сколько же стукнуло? Память – к едрене фене!
По шестьдесят ли? Ты перепутал, просто…
Завтра попросим, чтоб правнук нарвал сирени:
Ты ж не полезешь за ней в свои девяносто?!

Юлия Вихарева

дед Владимир
вынимается из заполярных льдов,
из-под вертолётных винтов

и встает у нашего дома, вся в инее голова
и не мнётся под ним трава.

дед Николай
выбирается где-то возле реки Москвы
из-под новодевичьей тишины и палой листвы

и встает у нашего дома, старик в свои сорок три
и прозрачный внутри.

и никто из нас не выходит им открывать,
но они обступают маленькую кровать

и фарфорового, стараясь дышать ровней,
дорогого младенца в ней.

- да, твоя порода, Володя, -
смеется дед Николай. -
мы все были чернее воронова крыла.

дед Владимир кивает из темноты:
- а курносый, как ты.

едет синяя на потолок от фар осторожная полоса.
мы спим рядом и слышим тихие голоса.

- ямки Веркины при улыбке едва видны.
- или Гали, твоей жены.

и стоят, и не отнимают от изголовья тяжелых рук.
- представляешь, Володя? внук.

мальчик всхлипывает, я его укладываю опять,
и никто из нас не выходит их провожать.

дед Владимир, дед Николай обнимаются и расходятся у ворот.
- никаких безотцовщин на этот раз.
- никаких сирот.

Вера Полозкова

И вправду - привыкаешь ко всему.
К пустому дому, чаю листовому...
Любовь отдав кому-то одному,
Не можешь подарить её другому.
Друзьям киваешь - всё, мол, впереди.
Забыто и не стоит волноваться.
Домой приходишь около пяти
И не листаешь новости из глянца.
И вправду - привыкаешь ко всему.
Уже и одиночество не страшно,
И даже есть признательность к нему
За жизнь, давно налаженную, вашу...
И думаешь - бывают те, кто вмиг
Вычеркивают, тотчас заменяют...
И лёгкость есть особенная в них,
И нет того, что так тебя терзает.
Об этом ты не скажешь никому -
Ты, видимо, из тех, кто по-простому,
Любовь отдав кому-то одному,
Не может подарить её другому.

Автора не знаю

Что нужно, чтоб пирог испечь?
Мука, вы скажете, и печь,
Да сахар, яйца, молоко.
Испечь пирог совсем легко.

Лишь было б только для кого
Испечь его.
А печь самой себе пирог –
Не дай вам Бог!
Наталья Нутрихина

С пристани спугну чаек,
В лавочке куплю специй.
Я в тебе души не чаю —
Я тебя кормлю сердцем.

Как тебе подать? С кровью?
Сладко ли тебе? Терпко?
Если заболит — скрою,
Всё оно теперь стерпит.

Осень охладит волны.
Выветрится пуд соли.
Будет ли любовь полной,

Если никакой боли?

автора не знаю

В подвале,среди барахла и картонок
У серенькой кошки родился котенок.
Беспомощно тычась в пушистую шкурку,
Беспечно сосал он счастливую Мурку.
И кошка,к сыночку прижавшись бочком,
Ласкала шершавым своим язычком.
Негромкую песню ему напевала
И все целовала его,целовала...
А где-то смеялись и плакали люди,
А где-то из страшных палили орудий.
Политики Землю делили на части,
И кто-то мечтал о богатстве и власти...
И только в подвале под старой доской
Царили гармония,мир и покой...
Автора не знаю

Неожиданно "открыла" для себя поэтессу Наталью Нутрихину - еще кое-что от нее)))

Муж.

Я однажды сказала ему:
«Что такое со мной – не пойму.
Всё удачно сложилось уже,
Но такая тоска на душе,
Будто рвется последняя нить.
И на свете не хочется жить».
Он ответил рассеянно: «Да»,
Он не слушал меня, как всегда.
Он сказал: «Ты картошку свари,
Поедим, а потом говори».
И не стал он меня утешать,
А консервы пошёл открывать.
От меня отступила беда.
Оказалось, он прав, как всегда.

Наталья Нутрихина. .

Представьте: вы – мать. Вы – жена. Вы – невеста.
Ваш сын (муж/любимый) ушёл на войну,
И что с ним, и где он - увы, не известно.
Живой ли? Не ранен? В боях ли? В плену?

Представьте ребёнка. Морозы. Блокада.
Вы ищете хлеба кусок для мальца.
Вы - в поле сестра: из горящего ада
На хрупких плечах волочёте бойца.

Вы – старый хирург, что без сна и покоя
Латает, латает, латает солдат…
Вы – в Лагере Смерти, где горе людское
Умножено в сотни… Нет, в тысячи крат!

Вы пашете в поле. Вы - сельская баба -
Как лошадь, себя запрягаете в плуг.
Представьте себе, на мгновенье хотя бы,
Отчаянье, голод, смертельный испуг.

Почувствуйте сердцем и клеточкой каждой.
Задумайтесь крепко. Представьте хоть раз,
Что всё, что вам дорого, просто однажды
Война уничтожит, отнимет у вас.

Представьте парнишку. Простого солдата,
Чьё имя - над «Вечным огнём», на Стене.

И, может, поймёте... Поймёте когда-то,
Как страшно там было - на этой войне.

Юлия Вихарева.

Какие прекрасные стихи...Боже мой...

ЗАВИСТЬ

Зависть – ночь, страшней осенней ночи:
Ни огня, ни звёздного луча.
Зависть – червь, что вечно душу точит,
Острая секира палача.

Зависть ум и сердце омрачает:
«Почему я нищ, а он богат?»
Сатана завистникам вручает
Для убийства смертоносный яд.

Проклиная горести, невзгоды,
Разрываясь сердцем от тоски,
Красоте завидуют уроды,
Молодым и сильным – старики.

Зависть людям счастья не давала,
Заводя в непроходимый ад.
«Почему он в чине генерала?» -
Говорит завистливый солдат.

Бесталантный не находит места,
Грязь бросая в истинных творцов.
Петухи с куриного насеста
Жаждут славы царственных орлов.

Мир искусства завистью пронизан.
Каждый мастер духом одинок.
Даже в храме под нарядной ризой,
Вместо сердца – зависти клубок.

Тонет мир в трясине злобы зыбкой.
Кто завистник – дьявола холуй!
Зависть под фальшивою улыбкой,
Завистью отравлен поцелуй.

Каина деяния повсюду,
За добро завистник платит злом.
Страшного предателя Иуду
Можно встретить в обществе любом.

Изгонялись завистью пророки,
На Голгофе распят Божий Сын.
Близок суд, близки расплаты сроки.
Злобой не спасётся не один!
Автора не знаю

Тихой ночью, когда фонари
Дарят тусклые взгляды прохожим,
Опустился мой Ангел с небес
И заметил шрамы на коже...

- Обожглась?
- Нет... Скорее ошпарилась...
Окатила, крутым кипятком,
Свое сердце, что глупо подставилось
Под сапог - мягкотелым щенком...

- Больно?
- Нет... Не придумали слово -
Описать эту страшную пытку,
Где оставили вены наголо
И безжалостно тянут... как нитку...

- Страшно?
- Нет... Разве можно бояться,
Когда дальше одна пустота...?
Виновато взглянул мой Ангел
В зарубцованные глаза:

- Как же я не сумел уберечь
Твои дни от терзанья такого?
Что ты хочешь - скажи! Не молчи!
- Повтори все, пожалуйста, снова...........
Автора не знаю

Выволокли бабу в чисто поле.
Нет, никто ее и не волок –
Шла она сама по доброй воле,
Торопила срок.

К двум коням дуреху привязали
Парни-молодцы.
Извинились и коней погнали
В разные концы.

Два коня, рожденных для полета,
Понеслись, не дожидаясь плети.
Одного коня зовут Работа,
А другого – Дети.

Болен сын – работница плохая...
Вся в работе – так плохая мать...
Разрывают кони, разрывают,
Да никак не могут разорвать.

Наталья Нутрихина

СТАРОЕ КИНО

В старых фильмах – наивные люди,
В старых фильмах – наивные власти,
Представленья наивны о блуде,
Представленья наивны о страсти.

Там наивные пушки грохочут,
Там злодеи наивно жестоки.
В старых фильмах – наивности почерк
Оставляет предсмертные строки.

Там расцветы наивных империй
И восстанья наивных колоний,
Там наивных полно суеверий,
Там наивны уран и плутоний.

Там наивны кровавые битвы,
Там наивны коварные игры,
В старых фильмах – наивные бритвы
И наивных наркотиков иглы.

И с улыбкой глядим превосходства
Мы на эту наивную живность,-
Зная страшную силу господства,
Что угробила нашу наивность.

Юнна Мориц

Можно и не быть поэтом
Но нельзя терпеть, пойми,
Как кричит полоска света,
Прищемленная дверьми!

А. Вознесенский

Яблоки дороги
нынче, Адам:
очередь в городе,
цены на рынке.
И надоело:
один джонатан...
Бедная Ева:
в лице – ни змеинки.

Александр Величанский

Притча о Правде и Лжи

В подражание Булату Окуджаве

Нежная Правда в красивых одеждах ходила,
Принарядившись для сирых, блаженных, калек, -
Грубая Ложь эту Правду к себе заманила:
Мол, оставайся-ка ты у меня на ночлег.

И легковерная Правда спокойно уснула,
Слюни пустила и разулыбалась во сне, -
Грубая Ложь на себя одеяло стянула,
В Правду впилась - и осталась довольна вполне.

И поднялась, и скроила ей рожу бульдожью:
Баба как баба, и что ее ради радеть?! -
Разницы нет никакой между Правдой и Ложью,
Если, конечно, и ту и другую раздеть.

Выплела ловко из кос золотистые ленты
И прихватила одежды, примерив на глаз;
Деньги взяла, и часы, и еще документы, -
Сплюнула, грязно ругнулась - и вон подалась.

Только к утру обнаружила Правда пропажу -
И подивилась, себя оглядев делово:
Кто-то уже, раздобыв где-то черную сажу,
Вымазал чистую Правду, а так - ничего.

Правда смеялась, когда в нее камни бросали:
"Ложь это все, и на Лжи одеянье мое..."
Двое блаженных калек протокол составляли
И обзывали дурными словами ее.

Стервой ругали ее, и похуже чем стервой,
Мазали глиной, спускали дворового пса...
"Духу чтоб не было, - на километр сто первый
Выселить, выслать за двадцать четыре часа!"

Тот протокол заключался обидной тирадой
(Кстати, навесили Правде чужие дела):
Дескать, какая-то *** называется Правдой,
Ну а сама - пропилась, проспалась догола.

Чистая Правда божилась, клялась и рыдала,
Долго скиталась, болела, нуждалась в деньгах, -
Грязная Ложь чистокровную лошадь украла -
И ускакала на длинных и тонких ногах.

Некий чудак и поныне за Правду воюет, -
Правда, в речах его правды - на ломаный грош:
"Чистая Правда со временем восторжествует, -
Если проделает то же, что явная Ложь!"

Часто разлив по сто семьдесят граммов на брата,
Даже не знаешь, куда на ночлег попадешь.
Могут раздеть, - это чистая правда, ребята, -
Глядь - а штаны твои носит коварная Ложь.
Глядь - на часы твои смотрит коварная Ложь.
Глядь - а конем твоим правит коварная Ложь.

В. Высоцкий 1977 г.

Оттуда, где сны создаются, где наши надежды растут,
творящий огонь эволюции Ангелы Света несут.
Лучи наших дней запишут летопись мыслей и дел.
И Величайшие Риши укажут на наш предел.
Но хочется выше и выше планку духа поднять.
Ведь сердце в вечности ищет утерянную тетрадь.
В которой записаны судьбы моей половинки родной,
когда-то разъятые сутью для поиска Тайны Живой.
Мы ищем кого-то, мы ищем, не усмиряя пыл.
На знамени нашем вышит огненный знак светил.
Есть у зерна половинки, есть у реки берега,
но как обрести единство пришедшему издалека?
Кругом для тебя чужбина, кругом для тебя туман.
До Родины нашей Единой не дойдет караван.
И бубенец у двери от радости не зазвенит.
Где ж ты, моя потеря? И кто нас соединит?
Блуждаю, молю, скучаю! Зову и опять ищу,
и лучшего не замечаю, и малого не прошу!
Зачем мне, зачем эта мука прошедшему через века?
Подай поскорей мне руку! Открыта моя рука!
Каким магнетизмом счастья горит ожиданье мое!
Когда, сквозь какие страсти увижу лицо твое?
В пространстве живет необычность. В пространстве удача ждет.
Но только печали обычай не отменяет полет.
От слез тяжелеют крылья и камень тоски лежит.
Оставь их с земною пылью, с росою могильных плит.
Открыта миров Беспредельность, и где-нибудь, наверняка,
встретится цель всех целей прошедшему через века.
Прекрасною будет та встреча.
Как будто две тусклых звезды
сольются в пространстве млечном,
сжигая былые следы.
Новое солнце зажжется в единое сердце сердец.
Блаженством мечта назовется. Блаженством зажжется Венец.
И это будет началом других, новых странствий души.
Не пребывай в печали. Тайну свою ищи.
К.Устинов.2005.

Бумажный солдатик

Один солдат на свете жил,
красивый и отважный,
но он игрушкой детской был,
ведь был солдат бумажный.

Он переделать мир хотел,
чтоб был счастливым каждый,
а сам на ниточке висел:
ведь был солдат бумажный

Он был бы рад в огонь и в дым
за вас погибнуть дважды,
но потешались вы над ним,
ведь был солдат бумажный.

Не доверяли вы ему
своих секретов важных,
а почему? А потому,
что был солдат бумажный.

А он, судьбу свою кляня,
не тихой жизни жаждал,
и все просил: "Огня! Огня!"
Забыв, что он бумажный.

В огонь? Ну что ж, иди! Идешь?
И он шагнул однажды,
и там сгорел он ни за грош:
ведь был солдат бумажный.

Булат Окуджава

Какая музыка была!
Какая музыка играла,
Когда и души и тела
Война проклятая попрала.

Какая музыка во всем,
Всем и для всех - не по ранжиру.
Осилим... Выстоим... Спасем...
Ах, не до жиру - быть бы живу...

Солдатам голову кружа,
Трехрядка под накатом бревен
Была нужней для блиндажа,
Чем для Германии Бетховен.

И через всю страну струна
Натянутая трепетала,
Когда проклятая война
И души и тела топтала.

Стенали яростно, навзрыд,
Одной-единой страсти ради
На полустанке - инвалид,
И Шостакович - в Ленинграде.

Александр Межиров

Прости, что непростительно
груба, упряма, зла,
но соль была просыпана,
просыпана была.
Она лежала, белая,
странней цветка в грязи,
а я не знала, бедная,
чем это нам грозит.
Наветами опутанный,
сидел ты за столом,-
опутанный, окутанный
чужим далеким злом.
Чему ты верил, глупенький,
поспешный суд верша?
Душа моя обуглена,
ободрана душа.
Ободрана, оболгана
сверчок едва живой!-
оболгана, обогнана
лживою молвой.
Еще смотрю просительно,
еще не все - дотла,-
но соль была просыпана,
просыпана была!
Осталась снежной горкою.
Навеки? До весны?
Слезы мои горькие,
мои пустые сны!
Золою боль присыпана.
Зола, как соль, бела...
Но -
соль
была просыпана,
просыпана была...

Римма Казакова

Мамины пироги
Там, на самой верхней полке, за потёртым старым томом
Много лет назад секретом ты хранила все рецепты.
Я, под ленту спрятав чёлку, аромат родного дома
Постигала в кухне этой и свою вносила лепту
Суетою.
Я с тобой месила тесто, и облизывала пальцы,
Наблюдая с сожаленьем, как ты крем на коржик мажешь.
Мы с тобой трудились вместе, только ты взбивала яйца,
Я — из баночки варенья сладкую творила кражу.
Что мне стоит
Все рецепты с этой полки взять, испечь пирог такой же
С рыжей корочкой до хруста, с кремом —
………………………………………………лёгкая программа.
Да, могу.
Могу…
Но только лишь одно меня тревожит —
Без тебя на кухне пусто и темно, ты слышишь, мама?!
Впрочем, что я…
Марина Шапиро

Разгоню всех кошек на душе,
Пусть грызут кого-нибудь другого.
Жизнь проходит, и пора уже
Близкого найти и дорогого.

Человека, женщину, жену,
Ту, что сердце мне теплом согреет,
Ласковую, нежную, одну,
Что поймет меня и пожалеет.

Я пополню жизненный комплект,
И не будет больше в доме пусто...
Ах, как жаль, что женский интеллект,
Не зависит от размера бюста.

Л.Тернов

Сегодня ночью - дьявольский мороз.
Открой, хозяйка, бывшему солдату!
Пусти погреться, я совсем замерз,
Враги сожгли мою родную хату.

Перекрестившись истинным крестом,
Ты молча мне подвинешь табуретку,
И самовар ты выставишь на стол
На чистую крахмальную салфетку.

И калачи достанешь из печи,
С ухватом длинным управляясь ловко.
Пойдешь в чулан, забрякают ключи.
Вернешься со своей заветной поллитровкой.

Я поиграю на твоей гармони.
Рвану твою трехрядку от души.
- Чего сидишь, как будто на иконе ?
А ну, давай, пляши, пляши, пляши...

Когда закружит мои мысли хмель
И "День Победы" я не доиграю,
Тогда уложишь ты меня в постель,
Потом сама тихонько ляжешь с краю.

А через час я отвернусь к стене.
Пробормочу с ухмылкой виноватой:
- Я не солдат. Зачем ты веришь мне?
Я все наврал. Цела родная хата.

И в ней есть все - часы и пылесос.
И в ней вполне достаточно уюта.
Я обманул тебя - я вовсе не замерз!
Да тут ходьбы всего на три минуты.

Известна цель визита моего -
Чтоб переспать с соседкою-вдовою.
...А ты ответишь: - Это ничего...
И тихо покачаешь головою.

И вот тогда я кой-чего пойму,
И кой о чем серьезно пожалею.
И я тебя покрепче обниму
И буду греть тебя, пока не отогрею.

Да, я тебя покрепче обниму
И стану сыном, мужем, сватом, братом.
Ведь человеку трудно одному,
Когда враги сожгли родную хату.
П.Башлачёв

Мартовский снег

На арбатском дворе - и веселье, и смех.
Вот уже мостовые становятся мокрыми.
Плачьте, дети! Умирает мартовский снег.
Мы устроим ему веселые похороны.

По кладовкам по темным проржавеют коньки,
позабытые лыжи по углам покоробятся...
Плачьте, дети! Из-за белой реки
скоро-скоро кузнечики к нам заторопятся.

Будет много кузнечиков. Хватит на всех.
Вы не будете, дети, гулять в одиночестве...
Плачьте, дети! Умирает мартовский снег.
Мы ему воздадим генеральские почести.

Заиграют грачи над его головой,
грохнет лед на реке в лиловые трещины.
Но останется снежная баба вдовой.
Будьте, дети, добры и внимательны к женщине.

Булат Окуджава

Каждой Мальвине...по мальве...
Домик в саду...или около...
Золушке...туфель хрустальный...
Принца...чтоб сердце...заёкало...

Герде...попутного ветра...
Муфту...дублёнку и валенки...
Каждой Дюймовочке ... лето...
И первоцвет...самый аленький...

Шапочкам Красным...по волку...
Но...по смешному и мелкому...
И дровосеков...вдогонку...
Каждой Алисе...по зеркалу...

Кто там ещё...остаётся ?..
Глупые эти...Снегурочки?...
Каждой Снегурке...по солнцу...
Чтобы оттаяли...дурочки...

Вита Савицкая

Мы с годами не только становимся старше,
но и, что характерно, безбожно стареем.
И всё глуше и глуше походные марши
вроде марша "Прощанье славянки с евреем".

Новогодье - что надо, лишь черные лужи,
кто придумал такие бездарные зимы?!
Мы с годами не только становимся хуже,
мы становимся в принципе невыносимы.

И боюсь, нас уже не внесут на скрижали,
хоть паши, словно раб, до десятого пота.
Нам сандалии жмут - те, что прежде не жали,
оттого-то порой их откинуть охота.

Мясо вредно для нас. Переходим на каши,
ибо - общий облом. Ипохондрия. Вялость.
Этот мир не подогнан под мерки под наши,
и от мерок самих тоже мало осталось.

И не виден сквозь хмарь спутник жизни, Селена,
и скулят под крыльцом черноухие Бимы...

Как всегда, лишь одно защищает от тлена:
что мы любим кого-то.
И кем-то любимы.

Александр Габриэль

Мы были там, кажется. Очень давно...
А может, приснилось. А может, в кино...
Какие там сосны! Какие дубы!
Какая малина! Какие грибы!
Какие спокойные там старики,
Какие двужильные там мужики,
Какие плечистые девы Марии...
А вы говорите, периферия.
екатерина горбовская

Чистые пруды

Все, что будет со мной, знаю я наперед,
Не ищу я себе провожатых.
А на Чистых прудах лебедь белый плывет,
Отвлекая вагоновожатых.

На бульварных скамейках галдит малышня,
На бульварных скамейках - разлуки.
Ты забудь про меня, ты забудь про меня,
Не заламывай тонкие руки.

И я смеюсь пузырем на осеннем дожде,
Надо мной - городское движенье.
А всё круги по воде, все круги по воде
Разгоняют мое отраженье.

Всё, чем стал я на этой земле знаменит, -
Темень губ твоих, горестно сжатых...
А на Чистых прудах лед коньками звенит,
Отвлекая вагоновожатых.
А на Чистых прудах лед коньками звенит,
Отвлекая вагоновожатых.
А. Городницкий

О моей собаке
Это неважно, что Вы - собака.
Важно то, что Вы человек.
Вы не любите сцены, не носите фрака,
Мы как будто различны, а друзья навек.

Вы женщин не любите - а я обожаю.
Вы любите запахи - а я нет.
Я ненужные песни упрямо слагаю,
А Вы уверены, что я настоящий поэт.

И когда я домой прихожу на рассвете,
Иногда пьяный, или грустный, иль злой.
Вы меня встречаете нежно-приветливо,
А хвост Ваш как сердце - даёт перебой.

Улыбаетесь Вы - как сама Джиоконда,
И если бы было собачье кино,
Вы были б "ведеттой", "звездой синемонда"
И Вы б Грету Гарбо забили давно.

Только в эту мечту мы утратили веру,
Нужны деньги и деньги, кроме побед.
И я не могу Вам сделать карьеру.
Не могу. Понимаете? Средств нет.

Вот так и живём мы. Бедно, но гордо.
А главное - держим высоко всегда
Я свою голову, а Вы свою морду, -
Вы, конечно, безгрешны, ну а без стыда.

И хотя Вам порой приходилось кусаться,
Побеждая врагов и "врагинь" гоня,
Всё же я, к сожалению, должен сознаться -
Вы намного честней и благородней меня.

И когда мы устанем бежать за веком
И уйдём от жизни в другие края,
Все поймут: это ты была человеком,
А собакой был я.

А. Вертинский

Нет, царевич, я не та,
Кем меня ты видеть хочешь,
И давно мои уста
Не целуют, а пророчат.
Не подумай, что в бреду
И замучена тоскою
Громко кличу я беду:
Ремесло мое такое.
А умею научить,
Чтоб нежданное случилось,
Как навеки приручить
Ту, что мельком полюбилась.
Славы хочешь? - у меня
Попроси тогда совета,
Только это - западня,
Где ни радости, ни света.
Ну, теперь иди домой
Да забудь про нашу встречу,
А за грех твой, милый мой,
Я пред Господом отвечу.
А.Ахматова

Красивые стихи.

Ты мне не пишешь никаких писем.​​

Этикет – не приведи/ ранить.​

Или кто-нибудь блокнот/ скрысил ​​

и попутно обнулил/ память.
​

Мыло, сети – требуха, каша…​

Телеграфных бы гудков эхо. ​

Ящик пуст, но до сих пор страшно ​

старый адрес поменять, съехать.
​

Как шарахнет в окна свист ночью – ​

подорвусь и лбом в стекло с дури. ​

До утра потом курю молча – ​

сколько нас вот так сидит, курит?
​

Кто кого недолюбил спорить – ​

как небитым утешать битых. ​

Я наплакала своё море, ​

ты своё пересушил. Квиты.
​

​Два оттенка у моих радуг.

Черно-белый Арлекин – кореш.​

На хрена теперь нужна правда? ​

Хоть наври, что ты меня помнишь…

(автора не знаю)

Уже прошло лет тридцать после детства,
Уже душою все трудней раздеться,
Уже все чаще хочется гулять
Не за столом, а старым тихим парком,
В котором в сентябре уже не жарко,
Где молодости листья не сулят,
Где молодости листья не сулят.

Уже старушки кажутся родными,
А девочки - как куклы заводные,
И Моцарта усмешка все слышней.
Уже уходят за полночь соседи,
Не выпито вино, и торт не съеден,
И мусор выносить иду в кашне.

В дом наш как-то туча забрела
И стекла со стекла.
Мы свои дожди переживем,
Я да ты, вдвоем.

Уже прошло лет двадцать после школы,
И мир моих друзей уже не молод,
Не обошли нас беды стороной.
Но ночь темна, а день, как прежде, светел,
Растут у нас и вырастают дети,
Пусть наша осень станет их весной.

Уже прошло лет десять после свадеб,
Уже не мчимся в гости на ночь глядя,
И бабушек приходим навестить
На день рожденья раз, и раз в день смерти,
А в третий раз, когда сжимает сердце
Желание внучатами побыть.

Уже прошло полжизни после свадеб,
Друзья, не расходитесь, Бога ради,
Уже нам в семьях не до перемен.
И пусть порой бывает очень туго,
Но всё же попривыкли мы друг к другу,
Оставим Мельпомене горечь сцен,
Давайте не стесняться старых стен.

В дом наш как-то туча забрела
И стекла со стекла.
Мы свои дожди переживем,
Я да ты, вдвоем.
А.Розенбаум

Растает. И в детские голоса
Свой щебет вплетут воробьи…
У мальчика будут твои глаза,
А губы будут мои.
Он с нами пойдет по родным краям,
В пути собирая мечты,
Он будет дороги любить, как я,
И книги любить, как ты.
Он вырастет, станет в футбол гонять,
Порывист и угловат,
Он будет твоей улыбкой сменять
Мой нахмуренный взгляд.
Когда-нибудь, после суровой зимы,
Он сам зашагает вперед.
Он многое сделает так, как мы,
И многое наоборот…
Его увезут поезда, трубя,
К далеким походным огням,
Научится нежности он – у тебя
И верности – у меня.
В нем будет закалка твоя и моя,
Твои и мои черты.
И всё же он будет лучше, чем я,
И даже – лучше, чем ты.

Юрий Голубинский.

Хочешь гляди, а не хочешь, так не гляди:
Я уродилась с огромной дырой в груди.
И чтоб ночами от ужаса не кричать,
Все родные решили не замечать.

Доктор, порассмотрев на стене ковры,
Через меня, сообщил мне, что нет дыры.
Мама навешала елочной мишуры.
Папа велел мне стыдиться своей хандры.

Я лила в нее кофе, несла цветы,
Чтобы как-то спасаться от пустоты.
Я вставляла туда мужчин, подруг,
Книги, идеи, работу и все вокруг.

Складывала конфеты и шоколад
Тоннами. А потом листовой салат.
Мужа, ребенка, машину, свои мечты,
Яркие безделушки, смартфон, кресты.

Позже болезни. С надеждой смотря вокруг,
Преданным взглядом, искала, ну где тот друг,
Принц, целитель, гуру или святой,
Кто мне поможет справиться с пустотой.

Сразу была готова впустить любя
Первого встречного, но не саму себя.
Будто собака голодная в конуре,
Будто бы нищенка у проходных дверей.

Стыдно подумать, что делала, где спала
С кем ночевала, что ела, о чем врала.
Как наутро, сделав приличный вид,
Всем говорила, что вовсе и не болит...

В новеньких платьях, дыхание затая,
Тайно мечтала, что я, наконец, - не я.
Красила волосы в неисправимый цвет,
Рьяно старалась нарушить любой запрет.

Годы идут, и я снова ответ ищу.
Радуюсь разному, и о больном грущу.
Рая не будет. Но кажется, будто свет
Светит мне в душу. И в ней говорит поэт.

Ну а когда недостаточно света дня,
Луч пробивается будто бы из меня.
Через мою дыру, словно в лупу дней,
Люди рядом видят себя ясней.

Сами приходят и часто благодарят.
Вечно в нее мне что-нибудь говорят.
Дети целуют краюшки пустоты,
И доверяют мне тайно свои мечты.

Кто-то (вот это истинно удивил!)
Даже признался моей пустоте в любви.
Как-то художник пришел и, разинув рот,
Мне говорил, что не видел таких пустот.

Кто-то заметил, что тихая пустота
Всех принимает о объятия. И тогда
В ней происходит чудо. И если встать,
Не шевелясь, начинает нас исцелять.

Я бы хотела сказать вам, что все ништяк,
И что дыра затянется просто так.
Но вы простите, я точно не буду врать,
Я не знаю, как мне её залатать.

Мудрые говорят, к сорока годам,
Там, на месте дыры, остается шрам.
Если погода к нам, смертным, благоволит,
То он почти не ноет и не болит.

Может быть по прошествии многих дней
Я успокоюсь и стану чуть-чуть мудрей.
Даже однажды пойму, что дыра и грусть
Точно размером с Бога. И улыбнусь.

Точно размером с душу. И, не спеша,
Я осознаю, что это и есть душа.
Аглая Датешидзе.

На медленном завьюженном рассвете
Иль на исходе пасмурного дня,
Ошибки,
Как уродливые дети,
С немым укором смотрят на меня.
Они — мои.
И некуда мне деться
От их суровых и печальных глаз.
Они стучатся кулачками в сердце:
— Мудрее будь.
— Не забывай о нас!
— Невольно боль мы причинили людям
И повторяться больше —
Не хотим! —
…Меня ошибки милуют и судят.
И я за это
Благодарна им…

Людмила Татьяничева

**** - yродливые