Мы познакомились в конце 1990-х годов. Я к тому моменту хорошо закончила школу, в техникуме шла на красный диплом. Однажды пришла помочь родителям, зашла в кафе, где они работали. Там и встретила своего будущего супруга. Мне было 18, а ему — 30. Он был профессиональным спортсменом, занимался боксом, казался ответственным, серьезным человеком.
В начале нулевых он активно участвовал в общественной жизни Санкт-Петербурга, горел идеями развития спорта в городе. Хотел поднять патриотический дух молодежи, научить подростков любить свою страну. Конечно, зачастую мероприятия заканчивались застольями, во время которых бывший муж меры не знал и сильно напивался.
Вскоре он предложил мне переехать от родителей к нему. Муж понимал, что у него проблемы с алкоголем, поэтому закодировался еще до того, как мы познакомились. В течение первого года совместной жизни я забеременела, и, как только сын родился, он снова начал пить.
Сразу скажу: за время совместной жизни мы прошли с ним семь кодировок.
Вскоре из головы мужа полезли «тараканы», которые от меня тщательно скрывались. У него были проблемы с агрессией и ревностью. Он устраивал скандалы, во время которых переворачивал столы. По всей видимости, спорт наложил определенный отпечаток на его психику.
Жизнь строгого режима
За 20 лет вместе я пережила многое: побои, оскорбления, маниакальную ревность. Для мужа я была собственностью без права голоса. Супруг не радовался моим успехам, тому, что я что-то достигаю, например, заканчиваю вуз. Его, наверное, идеально устраивала бы жена, которая сидит дома, драит кастрюли и не привлекает к себе внимания. А вот уверенная в себе, красивая женщина, которая следит за собой, ходит на каблуках, старается быть хорошей хозяйкой, при этом еще работает и учится, его, скорее, раздражала.
Он патологически меня ревновал и не позволял вообще никуда ходить. Если я покупала билеты в театр, я должна спросить заранее, разрешено ли мне туда сходить с моей близкой подругой. Я даже не могла видеться со своим крестником, потому что он и его мама, по мнению супруга, «плохо на меня влияли».
За каждый шаг приходилось отчитываться. Вышла с работы — звоню. Села в трамвай — звоню. Вышла из метро — снова звоню.
Он рассчитывал каждые мои пять минут и спрашивал: «А куда ты зашла? А почему ты задержалась?» С годами я к этому привыкла. То, что со стороны должно было выглядеть дико, для меня стало обычным режимом.
Уважаемый человек
С годами он стал все больше пить. Мы с сыном много раз говорили ему: «Иди закодируйся, займись спортом, у тебя еще есть возможность все изменить». Но он пропускал наши слова мимо ушей.
В моем бывшем муже уживаются два человека. Один — незаменим для города. Второй — совершенно не созданный для семейной жизни деспот. Долгие годы мне было стыдно признаться, что муж меня бьет. Ведь он известный и уважаемый человек в Санкт-Петербурге.
Конечно, я думала о том, чтобы развестись, и не раз. Но сначала ребенок был маленький и уйти в никуда было невозможно, потом муж убеждал меня, что все будет по-другому, что мы будем жить счастливо. В 2009 году, когда он меня зверски избил, я поняла, что ничего никогда не изменится. Я говорила ему: «Я тебя не люблю, я живу с тобой просто потому, что ты мне не даешь уйти».
Новый удар
В 2013-м, когда мне было 32 года, у меня на нервной почве появилась опухоль, которую обнаружили уже на стадии распада. Я перенесла очень серьезную операцию, которая длилась одиннадцать с половиной часов. После этого я девять дней провела в реанимации.
Когда бывший муж узнал о моей болезни, поначалу его охватил страх потери. После реанимации кто-то из друзей ему посоветовал сделать мне предложение — до этого мы жили в гражданском браке 14 лет — и таким образом дать мне стимул к жизни. Он, конечно, проявлял заботу, и я ему поверила.
После этого решила выйти за него замуж. За этот период времени я ему очень благодарна.
После реанимации я около месяца была прикована к постели, приходилось заново запускать организм и начинать жить. Мне поставили диагноз, который означал, что я растение, инвалид. У меня есть собака, итальянский кане-корсо по кличке Босс. С первых дней, как я вернулась домой, стала выходить с ним на улицу, чтобы потихоньку расхаживаться.
В больнице я очень похудела (на 30 килограммов), помолодела, у него начались фобии. Вроде бы я все в шрамах, перерезанная, инвалид второй группы, но при этом выглядела как девочка. Бывший муж начал ревновать и контролировать с новой силой, тем более что через полгода я вышла на работу.
«Избил муж, удар профессиональный»
12 сентября 2018 года была поставлена финальная точка в наших отношениях. Муж пришел ко мне на работу, не разобравшись в ситуации, почему мне нужно было там задержаться, и избил. Он пробил мне голову, я вся была в крови, вплоть до нижнего белья. Мне удалось пробраться к телефону, позвонить сестре. Они с мужем приехали, выхватили меня из его рук и отвезли в больницу. После этого я решила, что это конец. Он даже сорвал с меня крест, который сам же мне и подарил.
Врачи зафиксировали побои, остановили кровотечение и наложили швы. В карточке моей записали: «Избил муж, удар профессиональный».
Хотя он до сих пор утверждает, что я сама падала по лестнице. Еще несколько дней после этого дня на работе отмывали мою кровь, которая была буквально везде.
Через день после избиения он сказал, что уничтожил все мои документы. Супруг забрал ключи от квартиры, но главное — выкинул из машины мою стареющую собаку. Мой Босс, как телохранитель, всегда шел впереди меня, когда возникали конфликты. Многие не понимают, как я держала такую большую собаку дома, но для меня это был друг, который был всегда рядом. Во время наших скандалов я упиралась в его холку и понимала, что он меня поддерживает. Часто он вставал между нами на задние лапы, как будто пытаясь разнять.
После того, как я ушла, бывший муж начал звонить но ночам моим родственникам и угрожать им. Он приезжал ко мне на работу и пытался попросить мое начальство, чтобы меня проверили на вменяемость и наркотики.
За эти два месяца я успела подать на развод, написала в местное отделение милиции, куда пришла информация из травмы. На первое заседание по поводу развода муж не явился, но заранее написал заявление о том, что не может предоставить свидетельство о браке. Кроме того, он попросил суд перенести заседание на максимальный срок в три месяца.
Сын остался с отцом, это его взрослое решение. Там его дом, у него своя отдельная комната. А вот я переехала к родителям в маленькую хрущевку.
Шрамы на сердце
Я вспоминаю глаза своего ребенка. Я пыталась всячески переводить все в шутку, отвлечь от ситуации дома яркими впечатлениями, но все равно я знаю, что у него остался отпечаток от такой семейной жизни. Сколько бы я ни прикрывала правду, ни юморила, ни пыталась сделать сказку в его жизни, он видел обратную сторону наших отношений. И я к своим 37 годам осталась со шрамами на сердце.
Это действительно очень больно — понимать, что отец твоего ребенка, человек, которого ты любишь, с которым ты каждый день находишься рядом, может такое сотворить.
У меня был страх, что я инвалид, который живет на лекарствах, теперь никому не нужна и не смогу устроить свою судьбу. Но агрессия, насилие, разрушение сущности женщины и ее материнского начала — этого ни в коем случае нельзя позволять делать мужчине. Такую семью сохранять бессмысленно.
Я восстановилась, пришла в себя. Решила, что эту историю нужно придать огласке, потому что терпеть угрозы больше нет сил. Надеюсь, что мой рассказ поможет женщинам, которые не могут решиться уйти от мужей-тиранов. Мне даже кажется, что теперь я могу написать пособие для женщин, которые столкнулись с домашним насилием.
Фото: личный архив героини, Getty Images