80 лет назад была снята блокада Ленинграда. С 8 сентября 1941 года по 27 января 1944-го осажденные жители города боролись за жизнь. Ожесточенная борьба за выживание продолжалась 872 дня. Блокада стала одним из символов Великой Отечественной войны и тяжелейшим испытанием абсолютно для всех ленинградцев — мужчин и женщин, стариков и детей. Многие из них нашли свое спасение от ужаса и голода в личных дневниках. В блокнотах и на любых доступных для письма поверхностях записывались все мысли о происходящем вокруг.
До нашего времени сохранились строки из пяти самых известных дневников. Они принадлежали людям разной судьбы, статуса и возраста, но объединяло их одно — желание жить.
Дневник Георгия Князева
Ленинградский ученый Георгий Князев более 30 лет был директором Архива академии наук СССР. На момент, когда город взяли в кольцо, мужчине было 54 года. Князев был прикован к инвалидному креслу, но в столь тревожное время он не оставил работу, которая находилась в нескольких сотнях метров от его дома на Васильевском острове. В своем дневнике Георгий Алексеевич не делился личными переживаниями, а показывал блокаду Ленинграда с точки зрения истории: рассказывал о настроении соотечественников и положении на фронте.
Выходя из дома, он смотрел на сфинксов на набережной Невы и предавался размышлениям о будущем. В первые дни войны Князев пишет:
«Стоявшие около сфинксов два бронзовых светильника разобраны и увезены. Сфинксы еще стоят… Сегодня я смотрел на них с глубоким волнением… 10 ч. 30 мин. Последние известия по радио. Турция заявила о своем нейтралитете. Громадный взрыв народного воодушевления прокатывается по стране в связи с начавшейся великой отечественной войной. Должны же восстать народы Европы!».
В строках дневника ученый часто упоминает свою жену Марию Федоровну, и признается, что без нее он бы вряд ли перенес эти страшные дни.
Князев уже в первый день блокады понимает, что городу предстоит перенести много испытаний.
«1941. IX. 8. Когда я возвращался со службы, на отрезке моего малого радиуса — набережной Невы чувствовалось неровное пульсирование жизни города. Военные катера волновали свинцовые сентябрьские невские воды… В 7 часов 30 минут вечера, когда я отдыхал, вдруг затрясся весь наш дом. Раздавалась стрельба из зениток и пулеметов. Первое мгновение было жуткое. За Невой полыхало пожарище. 12 часов 30 минут. Тревога продолжается. С судов на Неве иногда раздаются выстрелы. Сегодня весь Ленинград, по-видимому, не будет спать. Итак, на семьдесят девятый день началась бомбежка Ленинграда», — писал Георгий Алексеевич.
В августе 1942 года он вместе с женой был эвакуирован в Казахстан, но после окончания войны Князев вернулся в Ленинград и прожил там до самой смерти. Скончался Георгий Алексеевич в возрасте 82 лет.
Дневник Ангелины Крупновой-Шамовой
Толстая исписанная тетрадь Ангелины Крупновой-Шамовой была найдена только в 2000-х годах на помойке в Санкт-Петербурге. На тот момент женщина уже ушла из жизни, но ее записи опубликовали в СМИ.
У Крупновой-Шамовой была непростая судьба — она пережила восьмерых из десяти своих детей. К началу блокады у Ангелина уже воспитывала 8-летнюю Милетту, 6-летнего Кронида и 4-летнего Константина. В это время ленинградка уже была беременна четвертым ребенком.
«Шла медленно-медленно, а дома ждали трое детей. А мужа взяли в саперы… Получу за февраль иждивенческую карточку, а это — 120 гр. хлеба в день. Смерть… Когда на лед взошла, увидела справа под мостом гору замерзших людей — кто лежал, кто сидел, а мальчик лет десяти, как живой, припал головкой к одному из мертвецов. И мне так хотелось пойти лечь с ними. Даже свернула было с тропы, но вспомнила: дома трое лежат на одной полутораспальной кровати, а я раскисла — и пошла домой», — писала Ангелина в дневнике.
Сын, которого назвали Федором, родился в апреле 1942-го очень слабым. Из-за голода у женщины пропало молоко и ей было нечем кормить мальчика. В июле он умер. А тремя месяцами ранее не стало Милетты:
«26/IV дочь умерла в час ночи, а в 6 утра кормить Федора грудью — ни одной капли молока. Детский врач сказала: ''Я рада, а то мать (то есть я бы) умерла и оставила бы трех сыновей. Не жалей дочь, она недоносок — умерла бы в восемнадцать — обязательно''. Слез нет, но на душе пусто, жутко».
Блокадница в своих записях рассказывала, как 9 мая 1942-го ее муж вернулся пешком с Финляндского вокзала на сутки и они вместе пошли за тележкой и справкой для похорон на Смоленском кладбище: «Кроме моей малышки — два неопознанных трупа… Одну из умерших дворники волокли за ноги, и голова ее стучала по ступенькам…»
В 1944 году Ангелина родила еще одну дочь Надежду. На тот момент обстановка в целом и ситуация с продуктами в Ленинграде было лучше — девочка выжила.
Сама Крупнова-Шамова прожила до 97 лет и умерла в 2008 году в окружении детей, внуков и правнуков.
Дневник Юры Рябинкина
Когда началась блокада, 16-летний Юра Рябинкин жил в Ленинграде с мамой и младшей сестрой Ирой. Он учился в школе и посещал исторический кружок в Доме пионеров. В первые дни войны мальчик выплескивал на страницы дневника детскую обиду, жалуясь, что мама наливает ему меньше супа, чем обычно.
«Все мы издерганы. У мамы я давно не вижу спокойных слов. Чего ни коснется в разговоре — ругань, крик или истерика, что-то в этом роде. Причин много — и голод, и вечный страх перед обстрелом и бомбежкой. В нашей семье — всего-то 3 человека — постоянный раздор, крупные ссоры… Мама что-то делит, Ира и я зорко следим — точно ли… Просто как-то не по себе, когда пишешь такие слова», — делился своими мыслями Юра.
Из-за голода Рябинкин предает свою честность, после чего презирает сам себя. Купив в магазине какао с сахаром, дома Юра обманывает маму — говорит, что на обратном пути у него отняли несколько пачек: «Ну вот и все… Я потерял свою честность, веру в нее, я постиг свой удел. Разыграл дома комедию со слезами и дал маме честное пионерское слово, что ни одной пачки какао себе я не брал… А затем, смотря зачерствелым сердцем на мамины слезы и горе, что она лишена сладкого, я потихоньку ел какао».
Но обстоятельства заставляют мальчика быстро повзрослеть. Он понимает, что семья может погибнуть и осознанно отказывается от еды, отдавая свою часть сестре: «Главное, чтобы Ира и мама выжили!» В декабре 1941 года Юра настолько слабеет из-за голода, что еле передвигается с помощью трости. Последняя запись в дневнике Рябинкина датирована 6 января 1942-го: «Силы из меня уходят, уходят, плывут… А время тянется, тянется, и длинно, долго! О господи, что со мной происходит? И сейчас я…» Но мальчик уже не мог записывать свои мысли.
8 января мама Юры с дочкой Ирой отправились в эвакуацию. Сам Рябинкин остался в Ленинграде — он уже не мог подняться. Точная дата его смерти неизвестна.
Дневник Лены Мухиной
Школьница Лена Мухина завела дневник в мае 1941 года. Она жила с родной тетей — Еленой Бернацкой, которую называла своей мамой.
В записной книжке девочка с пугающими подробностями рассказывала об ужасах войны. В первый день блокады Ленинграда Лена писала, что ей очень страшно: кругом грохот, пожары, шум.
«Мы ответим, мы за все ''им'' ответим. Эти звери в образе человеческом подвергают советских граждан, попавших в их лапы, таким пыткам, перед которыми бледнеют пытки мрачного средневекового застенка. Например, обрубают человеку руки и ноги и этот еще живой обрубок бросают в огонь», — записывает школьница.
Девочка писала, что «они» сполна заплатят за погибших от бомб и снарядов ленинградцев, москвичей, киевлян и многих других, за замученных, изуродованных, раненых бойцов Красной Армии, за расстрелянных, растерзанных, заколотых, повешенных, погребенных живым, сожженных, раздавленных женщин и детей, за изнасилованных девушек и маленьких еще девочек. Лена вспоминает повешенного мальчика Сашу, который не побоялся и надел красный галстук.
8 февраля 1942 года умерла тетя девочки. В мае Лена узнала, что ее скоро эвакуируют в Горький, но эта новость уже не принесла ей радости — на это уже не осталось сил и желания. Мухина писала, как все, что ей пришлось пережить, буквально превратило ее из девочки в старуху:
«Я настолько ослабла, что мне все безразлично. Честное слово, прямо смешно, ведь я не какой-нибудь инвалид, не старик или старуха, ведь я молодая девушка, у которой все впереди. Ведь я счастливая, ведь я скоро уеду. А между тем посмотрю на себя, на что я стала похожа. Безразличный, тоскливый взгляд, походка как у инвалида 3-ей степени, едва ковыляю, трудно на 3 ступеньки подняться. Прямо смех сквозь слезы».
В Ленинград из эвакуации Лена вернулась в 1945 году, а спустя несколько лет переехала к родственникам в Москву. Она работала художницей по росписи ткани и умерла в 1991 году в возрасте 66 лет.
Дневник Тани Савичевой
Дневник Тани Савичевой, состоящий всего из 9 страничек, стал негласным символом блокады Ленинграда. Несколько строчек, записанные 11-летней девочкой, заставляют испытать первобытный ужас. Маленькая ленинградка не рассказывала в своей книжке о бомбежках и голоде — она записывала даты смерти близких.
«28 декабря 1941 года. Женя умерла в 12 часов утра», — первую запись Таня сделала, когда не стало ее старшей сестры.
«25 января 1942 года. Бабушка умерла», — всего за несколько месяцев девочка потеряла всю свою семью: брата, маму, двух дядей.
«Савичевы умерли. Умерли все. Осталась одна Таня», — последняя запись в дневнике школьницы.
В августе 1942 года девочку эвакуировали в Горьковскую область, но ее здоровье было уже сильно подорвано. Таня заболела туберкулезом кишечника, а в последние дни жизни ослепла. Последней Савичевой не стало 1 июля 1944 года. Больничный конюх похоронил ребенка на местном кладбище.
Фото: Legion-Media.ru, East News, ТАСС