Натали Палей, Елизавету Граббе и душу русской эмиграции Мери Шервашидзе называли красотой в изгнании. После революции 1917 года представительницы дворянской русской знати вынуждены были бежать в Париж, где впервые перед ними встал вопрос, как выживать дальше? Тут пригодился их тонкий вкус, и блестящее образование, и аристократические манеры. В 1920-е годы в Париже случился бум на новую моду, и представлять ее требовались новые лица. А кому, как не светлолицым княжнам с идеальными фигурами и благородными манерами, делать это?!
Все они стали известными манекенщицами, но, в отличие от сегодняшних коллег, всегда считали эту профессию вынужденной мерой. Особенно новое занятие тяготила Мэри Шервашидзе — грузинскую княжну, бывшую фрейлину императрицы Александры Федоровны, но своим неудовольствием она делилась только с самыми близкими. Не так, совсем не так представляла свое светлое будущее высокородная грузинка!
Мери, или Мария, родилась в Батуми в семье князя Шервашидзе, отец был членом Государственной думы Российской империи. Именно новый статус патриарха заставил семью Шервашидзе переехать в Петербург. Тут благодаря своей утонченной внешности и идеальным манерам подросшая Маша вскоре становится фрейлиной императрицы. О том, что она красива, Мэри слышала с самого детства от окружающих мужчин. Однажды она даже удостаивается комплимента от Николая II. Это произошло, когда грузинская княжна опоздала на панихиду и пришла позднее императора, что являлось серьезным нарушением придворного этикета. Но Николай II не только не разгневался, но и сделал ей комплимент: «Грешно, княжна, быть такой красивой».
В 1915 году грузинский поэт Галактион Табидзе создал цикл стихотворений «Мери». Говорят, музой, вдохновившей его на сборник, стала княжна Шервашидзе: однажды она прошла мимо него в парке, даже не повернув в его сторону голову, а поэт до конца дней не мог о ней забыть. Впрочем, сама княжна утверждала, что никогда не встречалась с Табидзе.
Сдержанная отстраненность в отношении мужчин и их ухаживаний — то, что будет отличать Мери всю жизнь. Никогда она не воспользуется тем, что красива, ради своей выгоды. Даже девичье кокетство было ей не свойственно. А став впоследствии замужней дамой, даже намеками на флирт она не желала скомпрометировать супруга. Держать дистанцию, помнить о незримом, условном метре между собой и окружающими — такое воспитание!
А тем временем грянула революция, княжна вместе с другими аристократами уехала в Тифлис. Казалось, что здесь они смогут переждать революционные волнения. Но даже в таких стесненных условиях молодые княжны оставались верны своим манерам и, увы, старому образу жизни. Подпольно делали маникюр, ходили на укладку, выменивали драгоценности на отрез ткани, чтобы сшить новое платье, ибо негоже появляться на людях в одном и том же, нужно обновлять гардероб.
Часто среди них можно было услышать такую беседу:
— Большевики наступают, надо бежать!
— Так, что ж вы такая нечесаная побежите!
Здесь, в Тифлисе, пораженный ее необычной красотой просит разрешение написать ее портрет художник Савелий Сорин. Именно эта картина по невероятному стечению обстоятельств спустя годы окажется дома у принцессы Монако Грейс Келли.
Портрет русской аристократки она повесит рядом с зеркалом и каждое утро будет сверять свое отражение в зеркале с тем, как выглядит Мери. Но несмотря на устойчивые ухаживания художника (а он все-таки был земляком Пиросмани), свое сердце княжна отдала князю Георгию Эристави (Эристову).
Он ухаживал за Мери больше года: откуда-то чудом в голодные годы доставал ценные вещи, заботился о ней, а однажды пообещал: что бы ни случилось в России или за границей, он в лепешку разобьется, но сделает ее счастливой. Ее красивое лицо никогда не будет знать печали.
В 1919 году Мери и Георгий сыграли свадьбу, а спустя два года в Грузию вошла Красная армия. Стало очевидно, пора бежать. Молодожены сначала уехали в Константинополь, где, продав часть драгоценностей, смогли купить билеты до Парижа. Муж в новых реалиях на первых порах растерялся: а как жить дальше? Быстро ушли с молотка вывезенные из России вещи, а когда в ломбарде оказалась подаренная императором золотая табакерка, стало понятно, что ситуация патовая. Друг семьи, князь Дмитрий Павлович, посоветовал Мери попробовать свои силы в моделинге — первый же модный дом, в который она пришла, взял ее на работу. Это был Chanel.
«Княжна Мери была как врубельская «Царевна-лебедь», — вспоминали позже современники.
Та же гордая осанка, изящество движений, поставленная спина и невероятная глубина глаз, в которых невозможно было не утонуть. И парижане ушли в этот омут с головой. Ей дарили букеты, преподносили драгоценности, звали в свет, но княжна всегда помнила про дистанцию.
Мери действительно была не просто манекенщицей. Ее приглашали на светские рауты и литературные собрания, она блистала на открытии Русского корпус-лицея имени Николая II в Версале и на освещении Русской гимназии. Фотографы считали за честь поработать с ней. На показы с ее участием публика шла как в театр. О ее красоте гудел весь Париж.
Аристократическая внешность княгини Шервашидзе была важна и для самой Шанель. Недаром она говорила: «Если в девушке есть хоть капля вульгарности — все, платье пропало».
Но несмотря на такой успех, работа на подиуме сильно тяготила замужнюю русскую княжну, и, когда представилась возможность оставить это занятие, она сделала это с удовольствием.
В 1947 году ушел из жизни ее муж, ее Георгий. Это был удар для княжны. Он обещал, что она никогда не будет страдать, а взял и покинул ее раньше. А ведь много лет назад они договорились, что он не будет даже засыпать раньше, чем уснет она.
Оставаться одной в квартире вдова Эристави не захотела и попросилась в частный дом престарелых. Муж обеспечил супругу достойной пенсией, поэтому Мери выбрала себе королевские условия проживания: к ней была приставлена сиделка, она занимала три меблированных комнаты и ни в чем не нуждалась. Впрочем, квартиру за собой княжна тоже сохранила: «Чтобы было где играть с друзьями в покер!»
Даже сюда, в дом престарелых, знакомые мужчины присылали ей букеты и наведывались с предложением руки и сердца. Но княжна и в свои 70, и в 80 лет держала дистанцию. У нее был любимый муж, другого не надо.
Мери Шервашидзе умерла в возрасте 98 лет. Она знала и про расстрел царской семьи, и про культ личности Сталина, и про хрущевскую оттепель, и про начинавшуюся перестройку.
«У меня была большая и счастливая жизнь. Мне не о чем жалеть!» — заявила она журналистам незадолго до смерти.
Мери похоронили на кладбище Сен-Женевьев-де-Буа под Парижем в одной могиле с мужем, князем Георгием Эристави.
Фото: Legion Media