Любовь родителей к своим детям безгранична: именно она заставляет надеяться на лучшее, даже когда все остальные опустили руки. Одни родители, как, например, мать и отец пропавшей много лет назад Мэдди МакКанн, несмотря на неутешительные выводы следствия, продолжают поиски своих чад.
Другие, как Найла Уинкфилд, верят, что однажды случится чудо, несмотря на самые мрачные прогнозы врачей.
Уже пять лет американка Найла Уинкфилд пытается доказать врачам и суду, что ее дочь, 17-летняя Джаха Макмат, жива. Найла не готова смириться с мыслью, что девочка ушла из этой жизни из-за врачебной ошибки, сделанной во время, казалось бы, простой операции. Одни доктора поддерживают безутешную мать, другие обвиняют ее чуть ли не в глумлении над телом дочери.
Операция
13-летняя Джаха Макмат страдала от проблем с дыханием во сне, из-за чего не высыпалась, уставала и, как следствие, плохо училась в школе. К тому же Джаха громко храпела и стеснялась ходить к подругам, которых у нее было немного, в гости с ночевкой. Врачи, чтобы облегчить жизнь подростка, назначили ей довольно распространенную операцию — удаление аденоидов.
Процедура, которой так боялась Макмат, состоялась 9 декабря 2013 года. В этот день Джаха сильно нервничала. Несмотря на юный возраст, девочка, понимающая, что любое хирургическое вмешательство — не шутки, подробно расспросила хирурга детской больницы Окленда (штат Калифорния) Фредерика Розена о его профессиональном опыте, а также поинтересовалась, выспался ли он. Доктор заверил Джаху, что ей не о чем беспокоиться. Она же, как будто что-то предчувствуя, умоляла мать развернуться и пойти домой — разумеется, безуспешно.
Когда операция завершилась и все самое страшное осталось позади, пришедшей в себя после наркоза Макмат дали виноградное мороженое, чтобы не болело горло.
Однако через час девочка начала кашлять кровью, а медсестра, подсунув ей таз, лишь отмахнулась от матери, просившей, чтобы к ее дочери подошел кто-то из докторов.
Найла и ее муж Марвин безрезультатно пытались заставить сотрудников больницы осмотреть Джаху — их жалобы никто всерьез не воспринял. Найла уверена, что ее дочь столкнулась с подобным пренебрежением из-за того, что она афроамериканка. Отчаявшись, Уинкфилд попросила свою мать Сандру Чэтман, которая много лет проработала медсестрой, приехать в больницу. Бабушка сразу же поняла, что состояние ее внучки критическое, но и ей не удалось ничего добиться.
Как потом выяснят адвокаты, Фредерик Розен подчеркнул в своих операционных записях, что правая сонная артерия Джахи расположена аномально близко к глотке, что потенциально увеличивало риск кровоизлияния. Медсестры же об этом почему-то не знали. Позже хирург, желая оправдаться, заявит, что эта была конфиденциальная информация о пациенте, поэтому он не стал делиться ею с персоналом.
Впрочем, сотрудницы в какой-то момент все же уведомили дежурных врачей о том, что у Макмат сильное кровотечение, но и те проигнорировали жалобы. Спустя некоторое время бабушке девочки наконец удалось поговорить с доктором, осматривавшим других пациентов в палате Джахи: мужчина приказал брызнуть девочке в нос лекарство и ушел.
В полночь сердце Макмат остановилось. Реанимационная бригада почти три часа восстанавливала и стабилизировала сердцебиение подростка, но через два дня врачи констатировали смерть ее мозга. Зрачки Макмат не реагировали на раздражители, электроэнцефалограмма не показывала никакой активности, а когда ее на время отключали от ИВЛ, легкие не работали самостоятельно.
Клиника (в полном соответствии с местным законодательством) предоставила родным Джахи время, чтобы попрощаться. Однако те запретили отключать девочку от аппарата.
Представители больницы уговаривали мать Джахи отпустить дочь и рассмотреть возможность донорства органов. Однако Уинкфилд не понимала, почему ее ребенка признали мертвой. Найла считала так: раз сердце Джахи бьется, кожа теплая, руки и ноги иногда двигаются (врачи говорили, что это не более, чем «эффект Лазаря» — рефлекторные движения конечностей после смерти), значит, она жива. Родственники Макмат по очереди дежурили у ее постели, чтобы никто не отключил аппарат жизнеобеспечения.
Семья Джахи обратилась за помощью к адвокату Кристоферу Долану, который считал, что сердцебиение — доказательство того, что девочка не умерла. Долан потребовал в суде провести независимую экспертизу состояния Джахи. Он также заявил, что больница нарушает право Найлы на выражение своих религиозных убеждений: как христианка она верила, что душа находится в теле человека до тех пор, пока бьется сердце. Стоит отметить, что по закону штата Калифорния, в случае смерти пациента больница обязана выплатить семье за моральный ущерб 250 тысяч долларов, тогда как сумма, если человек все еще жив, не ограничена.
Тем временем история Джахи начала освещаться в СМИ и сразу вызывала все больший резонанс в обществе. Под давлением церковных деятелей и десятков активистов, устраивавших пикеты около больницы, суд все же назначил независимую экспертизу, которая также признала Макмат мертвой.
Семья, вновь не согласившаяся с этим выводом, решила перевезти девочку в другую больницу. С помощью краудфандинговой платформы Найле удалось собрать достаточно средств для транспортировки Джахи, но перед этим оставалось уладить одну формальность…
Вторая попытка
В январе 2014 года Найле официально выдали свидетельство о смерти дочери, и вся ответственность за Джаху легла на семью. Мать наконец перевезла девочку в штат Нью-Джерси (где у людей есть право не признавать, что смерть мозга означает смерть человека, если это противоречит их религиозным убеждениям). Макмат поместили в университетскую больницу Святого Петра. Однако на этом испытания не закончились.
К тому моменту Джаху не кормили уже около трех недель (врачи клиники в Окленде отказались ставить зонд для искусственного питания), поэтому ее органы начали отказывать.
«Я действительно думала, что, когда дочери поставят трубку для кормления и сделают трахеотомию, чтобы ей было легче дышать, она очнется, встанет, и все будет хорошо», — признавалась Найла в интервью.
В больнице Святого Петра все-таки провели необходимые процедуры, и Макмат начала «есть». Спустя три месяца давление Джахи стабилизировалось, спал отек конечностей, а кожа стала выглядеть лучше. В больнице к девочке приходил музыкальный терапевт, который играл ей на арфе. Найла стала замечать, что в такие моменты высокий пульс Джахи снижался, и окончательно уверовала в то, что ее дочь жива. Женщина стала снимать на смартфон видео с ней. В одном из роликов Уинкфилд, не касаясь Макмат, просит ее убрать руку с рулона бумажных полотенец, и та спустя две секунды поднимает правое запястье. Найла записала не один десяток видео, где Джаха спустя 5, 10, 15 секунд после просьб то шевелит ступней, то рукой. Радости женщины не было предела — дочь реагирует на ее просьбы!
Еще через четыре месяца у Макмат случилось вагинальное кровоизлияние (данный факт врачи объяснить так и не смогли), и семья решила, что у нее началась менструация — процесс, который невозможен без работающего гипоталамуса.
Тем не менее в августе 2014 года Джаху выписали из больницы. За девочкой, находившейся в съемной двухкомнатной квартире, посменно ухаживали три медсестры, одна из которых действительно полагала, что подросток ее слышит. Однажды к Уинкфилд пришли полицейские, получившие жалобы жильцов о том, что в доме находится труп. Увидев ИВЛ, сотрудники правопорядка покинули помещение, пожав плечами.
Соседи были не единственными, кто ополчился на семью. Найла получала сотни гневных писем по электронной почте и множество негативных сообщений в соцсетях. Общественность обвиняла мать в том, что она использует дочь в корыстных целях. По их мнению, Уинкфилд тратила пожертвования на себя.
В Сети даже появилась петиция к властям с требованием прекратить заботиться о «трупе» за счет налогоплательщиков.
В сентябре 2014 года Джахе сделали новое МРТ, которое проанализировал нейрофизиолог Калисто Мачадо. Специалист полагал, что Макмат в каком-то смысле все еще жива. Мачадо был удивлен, когда на снимках Макмат увидел не жидкость (которая должна была остаться от серого вещества после столь долгой вентиляции легких), а крупные участки мозга. Калисто провел и другие исследования, которые показали, что пульс девочки менялся, если ее мать говорила. Однако власти все еще не признавали Джаху живой, из-за чего семья не могла вернуться домой в Окленд.
Другой специалист, Алан Шевман, заинтересовавшийся случаем Макмат, просмотрел почти 200 видео Найлы. Он пришел к выводу, что движения Джахи не имеют сходства с рефлексом, и заключил, что диагноз «смерть мозга» был верен в момент его постановки после операции, но сейчас не соответствует действительности, а значит, есть вероятность, что девушка очнется.
Все это время эксперты по биоэтике наперебой давали американским СМИ интервью, в которых негативно отзывались о решении Уинкфилд.
«Поддержание в ней жизни с помощью аппарата ИВЛ является осквернением тела», — говорил один из специалистов Артур Каплан. Он был уверен, что нет никакой надежды на восстановление девочки.
Однако были и те эксперты, которые отчасти понимали позицию Найлы, объясняя все простой статистикой. По данным разных исследований, афроамериканцы чаще белокожих людей держат родных на ИВЛ длительное время, опасаясь того, что врачи работали недобросовестно из-за цвета кожи пациента.
Суд
Найла, винившая себя в том, что уговорила дочь удалить гланды, весной 2015 года подала в суд на больницу в Окленде, потребовав возместить моральный ущерб за неправильно проведенную операцию. Представители клиники утверждали, что родственники издеваются над телом. Эксперты больницы говорили о том, что Джаха не реагирует на вербальные команды, так как у нее нет мозговой активности, а следовательно и механизма, отвечающего за распознавание звуков.
Решение по этому делу до сих пор не принято. В апреле 2018 года прошло очередное заседание суда, на котором обе стороны пришли к соглашению — в феврале 2019 года начнется новый этап, но уже с присяжными. Семья не исключала того, что если состояние Джахи Макмат не изменится в ближайшее время, им придется отключить ее от ИВЛ. Однако позже Найла передумала, когда, «общаясь» с дочерью, поняла, что та хочет жить. Как долго все это продлится и чем закончится, не знает в итоге никто.