Есть такая профессия: жизни спасать. Хроника COVID-19 в историях женщин-медиков

Март: в Москве начинается пандемия

Юлия Андреевна Рохмачева, фельдшер выездной бригады станции скорой и неотложной медицинской помощи им. А.С. Пучкова

Медики из скорой помощи с первых дней были на передовой. Наша героиня прочувствовала все на себе, успела заболеть, поправиться и вернуться к работе.

С чем ваша бригада столкнулась в марте, когда эпидемия только начиналась?

Ю.А.: Это стало испытанием не наших профессиональных качеств, а, скорее, физических и моральных сил. Помимо основного набора, который мы берем на вызов, появились сумка-укладка для взятия биоматериалов, огромная папка с новой документацией и, конечно же, СИЗ. Учитывая комплектующие нашей рабочей формы и СИЗ поверх нее, не очень удобно работать: подниматься в квартиры в домах без лифтов, эвакуировать тяжелых пациентов, находиться на одном вызове больше часа. Ведь если вместе с зараженным еще кто-то живет, их тоже необходимо осмотреть.

Об отдыхе мы забыли. Я работала в ковидной бригаде с начала эпидемии. Приезжали в течение смены только пообедать. Нагрузка возросла, количество вызовов — тоже. Как-то был вызов в казарму при военном университете (вызов по спецмероприятию для «сортировки» больных, так как заболевших был целый курс). Вышла я оттуда только через шесть часов. Уже в каком-то смысле сама хотела вызвать скорую для себя — жарко, душно. Но такие меры безопасности. Нельзя снимать костюм и делать какие-то банальные вещи: отлучиться в туалет, воды попить. Но сейчас я могу сказать, что это был просто этап жизни, причем довольно интересный.

Было ли понимание, что это надолго? Какое мнение у вас складывалось о пандемии?

Ю.А.: Трудно делать выводы, когда ты попадаешь в эту воронку. Я в принципе старалась не думать об этом и оставаться в рабочем потоке. Так проще, потому что от знакомых шло много негатива. Обвиняли в том, что я устраиваю театр и поддаюсь на политические манипуляции и провокации. Кивала головой: хорошо, но если вы лично столкнетесь с этим, то будете думать иначе.

Честно говоря, мы сначала не беспокоились и продолжали работу в режиме очередной сезонной эпидемии. Но когда пандемия приобрела мировой масштаб, все изменилось.

Тогда вы боялись за родных? Как медики скорой помощи снижают риски для своих близких?

Ю.А.: Я живу отдельно от родителей, а когда ситуация обострилась, мы вообще перестали видеться. Регулярно мы с коллегами сдавали мазки. Я понимала, что мой в любой момент может оказаться положительным, и прекратила встречи с родителями и бабушкой, чтобы не подвергать их опасности. Я могу не болеть, но быть носителем. Крайний раз мы с ними виделись в середине марта. С марта по сегодняшний день в семье было три дня рождения, их мы провели дистанционно, онлайн. С надеждой на то, что скоро соберемся вместе и отпразднуем по-настоящему.

И даже когда сама заболела, я не стала им ничего рассказывать, чтобы избежать лишних переживаний. Мама спрашивала, почему я постоянно сплю. А я отвечала, что смена была тяжелая, просто устала. Но материнское сердце не обманешь, она догадывалась, что все совсем не в порядке. Призналась я, только когда выписалась с больничного и получила результаты о наличии антител. Сейчас уже все позади. Неделю назад семья наконец-то воссоединилась. Как в индийском фильме!

Наверное, самым тяжелым было узнать, что вы заразились?

Ю.А.: Все-таки самое тяжелое — это работа в СИЗ. Тяжело дышать и разговаривать в респираторе, защитные очки запотевают в самый неподходящий момент. В этих условиях тяжело проводить осмотр. Но ничего, привыкли.

Что касается болезни, я даже не сразу поняла, что дело в вирусе. На тот момент я уже 2,5 месяца работала. В тот день мне было тяжело дышать. Думала, респиратор мешает. Усталость была тотальная, что непривычно для меня, я обычно энергичная. Хотелось лечь и чтобы никто не трогал. Пришла домой, легла спать, а разбудил меня звонок с работы: мазок подозрительный, иди на больничный. Хорошо, что коллеги и пациенты не рисковали, ведь я всегда в маске, руки мы дезинфицировали обязательно. Никогда не знаешь, где подхватишь… В моем случае точно не на работе, не с нашими предосторожностями. Такая специфика у вируса: можно раз проехаться в метро и заболеть.

Сейчас кажется, что для медиков и особенно для скорой помощи прошедшая весна стала настоящим вызовом. Что придавало вам сил?

Ю.А.: С детства я была такой девочкой: играла в солдатиков, в машинки, лазила по заборам. Казалась себе героем, который однажды спасет планету. Когда наступили действительно темные времена, я сыграла роль, к которой готовилась всю жизнь. Сохраняя при этом профессионализм и здравый смысл, конечно. Отлично получилось, как мне кажется.

Без романтики тоже не обошлось. Когда мы в СИЗ, кроме глаз ничего не видно. Чувствуешь себя загадочной арабской женщиной, принц может найти тебя только по взгляду. На одном из вызовов один человек просто засыпал меня комплиментами. После этого домой и на работу стали доставлять цветы. От него. Причем он ведь меня даже не видел! Наступил волнительный момент, когда я открыла лицо. И наше общение продолжается по сей день.

Вы уже встречаетесь?

Ю.А.: Мы пока находимся… Даже не знаю, как это называется. Просто приятное общение. Такая романтичная история в духе XXI века.

Как планируете встретить праздник и что пожелаете коллегам?

Ю.А.: У меня суточное дежурство, праздник получится рабочий. А всем медикам хочется пожелать не унывать, не падать духом и верить, что все это временно. Мы не зря выбрали эту профессию и должны идти вперед, работать с максимальной отдачей и максимальным профессионализмом.

3 марта: открытие больничного комплекса в Коммунарке

Юлия Андреевна Салькова, врач анестезиолог-реаниматолог ГКБ №40 в Коммунарке

В Коммунарку Юлия Андреевна пришла из ГКБ им. С.С. Юдина, когда комплекс только что открылся и нуждался в специалистах.

Помните свои эмоции в первые рабочие дни? Что стало для вас новым опытом?

Ю.А.: Средства индивидуальной защиты — единственное, к чему надо было привыкать. В них неудобно, жарко, всё потеет. Потом это стало привычным. И, конечно, психологически непросто помогать тяжело больным людям. Далеко не всегда можно увидеть такое в обычной реанимации. Всегда есть относительно стабильные пациенты, а тут, когда открылась реанимация, поступать стали сразу тяжелые. В остальном все знакомо, никаким новым манипуляциям учиться не нужно было, мы знали свою работу и умели ее выполнять. Все пришли уже с определенным опытом.

В какой период за время эпидемии медикам в Коммунарке было особенно тяжело?

Ю.А.: В самом начале. Мы пришли не все сразу, и как только открылась реанимация, нас было буквально трое. Дежурили чаще по одному. Это сейчас собрался коллектив, и в этом плане уже проще. А в первое время эмоционально тяжело было успеть все и сразу, уделить время каждому пациенту. Но мы должны были и делали это.

Но были и светлые моменты?

Ю.А.: Каждый раз, когда пациент выздоравливал. Именно с этой инфекцией у многих пациентов случалось такое: ты ожидаешь отрицательного прогноза, но в какой-то момент они отвечают на терапию. За один день им становится лучше.

И лично я ценю моих коллег, с ними легче. Мы будем продолжать здесь работать. Даже если кто-то уйдет, этот опыт не пройдет бесследно. Лично для меня это так.

Коммунарка будет работать и дальше, когда вирус перестанет представлять опасность?

Ю.А.: Да. Думаю, это будет самое продвинутое в России инфекционное отделение с достойными работниками, так как оно началось с большой проблемы, сблизившей нас. Здесь новое современное оборудование, но многое, безусловно, зависит не только от каких-то технических моментов. Многое зависит от людей. Мы пришли сюда с общей целью, она нас объединила.

Что пожелаете коллегам?

Ю.А.: Многие из них, как и я, не видели своих родителей, свои семьи и своих детей уже долгое время. И в первую очередь я бы хотела пожелать быстрее с ними воссоединиться. И здоровья.

Апрель: тестирование на коронавирус

Светлана Алексеевна Полевщикова, заведующая центральным лабораторным отделением Централизованной клинико-диагностической лаборатории Московского научно-практического Центра дерматовенерологии и косметологии Департамента здравоохранения Москвы

Под началом Светланы Алексеевны и сейчас проводится ПЦР-тестирование на COVID-19.

Чем занимается ваше отделение?

С.А.: Лабораторной диагностикой. Девять московских ПЦР-лабораторий подключились к выделению вируса из проб, наша — как раз одна из них.

К нам доставляется проба — мазок из ротоглотки и носоглотки. Мы ее исследуем и выдаем результат анализа. Пробы стекаются из городских и федеральных лечебно-профилактических учреждений: из поликлиник, созданных для лечения больных с коронавирусной инфекцией, стационаров. У нашего Центра есть свои пункты забора, пробы оттуда направляются тоже к нам в лабораторию.

Как проводилась диагностика пациентов с подозрением на COVID-19 в начале эпидемии и как она изменилась со временем?

С.А.: Когда мы только начали работать по COVID-19, было сложно. Мы все делали руками. Ручное выделение, ручная раскапка ПЦР-анализа. Со временем Департамент здравоохранения города Москвы оснастил нас современными автоматическими анализаторами для выделения и раскапки ПЦР-исследования на COVID-19. И это намного упростило и ускорило работу. Например, в начале мы делали полторы тысячи проб, потом две тысячи, и с каждым разом наши возможности росли. Сейчас мощность нашей лаборатории рассчитана где-то на 4,5 тысячи анализов в сутки.

Как изменяется ваша работа сейчас, когда пик эпидемии пройден?

С.А.: Мы обратили внимание, что количество исследований остается на очень высоком уровне. Люди вышли на работу и проверяются как раз сейчас. Так что не могу сказать, что уменьшилось количество проб, оно остается на таком же уровне. А вот количество положительных образцов начинает снижаться.

В лаборатории нет ощущения, что основные события проходят в стороне от вас?

С.А.: Конечно, пациентов мы не видим, и все-таки чувствуем себя частью чего-то большего. Как и другим медикам, нам пришлось нелегко. Настолько большое количество ПЦР-исследований ранее ни одна лаборатория не делала. Это РНК-вирус, его очень сложно выделить. Само исследование занимает около пяти часов. Набор реагентов рассчитан на 96 исследований, и эти 96 проб требуют около 5 часов, а всего как минимум 1,5 тысячи проб за сутки. Вы представьте, как поначалу было сложно работать руками. Я так переживала за свой коллектив, за девочек. Потому что все в костюмах, в респираторах, дышать нечем… Девочки стойкие, сильные, но им очень сложно. Не разгибая спины работаешь напрямую с биоматериалом, и так без остановки.

Людей хватало?

С.А.: Вообще-то, наш штат в начале эпидемии не был рассчитан на такие объемы работы. Еще и поэтому было непросто. Но очень скоро пришли врачи клинической лабораторной диагностики и медицинские лабораторные техники из других учреждений. Они сами звонили и спрашивали, можно ли прийти и помочь. Благодаря им у нас появилось больше рук, спасибо им огромное! У нас такой сплоченный, дружный коллектив, что теперь все хотят остаться в нашей лаборатории.

Кажется, под вашим началом собралась команда мечты.

С.А.: У меня один из лучших, сильных коллективов, может быть, во всей Москве. Сильный духом. Никто ни разу не отказал в помощи. Когда о них сейчас думаю, даже слезы на глаза наворачиваются. Все стойко переносят сложности. И с таким трепетом относятся к своей работе. Вирус открыл мне глаза на тех сотрудников, от которых я даже не ожидала, что они придут и скажут: вот, Светлана Алексеевна, мы готовы оказать вам помощь. В моей лаборатории никого не коснулся вирус, мы очень себя оберегали, соблюдали все меры предосторожности. И сейчас я просто хочу пожелать моим коллегам и их семьям большого-пребольшого здоровья. Желаю нам еще многие годы работать вместе и ценить то, через что мы вместе прошли.

А как планируете встречать праздник?

С.А.: У меня день рождения как раз недавно был, так что коллеги сказали: бери два выходных, отдохни уже наконец. Завтра я поеду на рыбалку. Честно, в первый раз за три месяца выберусь на природу, чтобы немного отвлечься.

Апрель: усилены выездные службы поликлиник

Светлана Максимовна Микешкина, врач общей практики поликлинического отделения №3 ГКБ им. М.П. Кончаловского

До эпидемии Светлана Максимовна находилась на приеме. Когда ситуация стала угрожающей, в числе других медиков она пришла на помощь выездным службам.

Почему понадобилась поддержка выездной службы вашей поликлиники?

С.М.: Обычно вызовы на дом обслуживает несколько специалистов. Учитывая сложившуюся ситуацию с эпидемией COVID-19, в апреле выездную службу усилили специальной бригадой, которая работала с этой группой больных. Сначала это было по два врача в смену, потом уже три, несколько медсестер.

Насколько помню, с пиковой заболеваемостью, например, гриппом наши выездные службы справлялись сами. После приема тоже бывали вызовы на дом, но это, в общем-то, проходило незаметно, ровно. В условиях коронавирусной эпидемии, поскольку пациенты не могли посещать поликлинику, мы все силы бросили на обслуживание больных на дому. В поликлинике оставались два терапевта, остальные были мобилизованы. Доктора ходили к пациентам на дом, а специально оснащенная ковидная бригада наблюдала за другой категорией пациентов.

Чем такие бригады отличаются от скорой?

С.М.: Скорая выезжает на значительное ухудшение состояния пациента. А наша бригада работала в эпидочагах. Врачи наблюдали за больными, за контактными лицами, велась работа по оформлению постановлений санитарной службы, определению сроков карантина. Пациенты были под динамическим наблюдением врачей, при необходимости направлялись на проведение компьютерной томографии органов грудной клетки, получали необходимые лекарственные препараты. Медсестры наших бригад были ответственны за проведение обследования пациентов, взятие мазков на COVID-инфекцию, анализов и проведение электрокардиограмм на дому. Все это наша работа. При ухудшении мы сами вызывали бригаду скорой помощи, не дожидаясь тяжелых последствий.

Многие врачи отмечают, что раньше им так интенсивно работать не приходилось. Для них эта эпидемия стала проверкой на прочность. Согласны?

С.М.: Да, и мы оказались крепкими. Мобилизовались и помогали друг другу каждый день. Работали, следуя рекомендациям по ведению больных с COVID-инфекцией, где четко прописаны критерии оценки тяжести состояния пациента, схемы лечения. Несмотря на то, что ситуации часто были нестандартными, мы всегда знали, как нам действовать. Не было проблем с лекарственными препаратами, с экипировкой сотрудников.